— Можешь? — я поднимаю бровь.
— Конечно! — она едва успевает произнести эти слова, как я вскидываю руку, толкая ее на кровать и наваливаясь на нее сверху.
— Так продемонстрируй это, — говорю я, забавляясь.
Она прищуривается, но не теряет спокойствия. Если присмотреться, то она кажется еще более спокойной, чем раньше.
— Ничего? — мои брови вопросительно взлетают вверх. — Я мог бы многое сделать с тобой в этой позе. Скажем, задрать твое платье...
Она не реагирует на мою колкость. Вместо этого она переводит глаза на меня, ее взгляд смягчается.
— Ты мог бы, — говорит она с придыханием, ее рука поднимается к моему лицу.
Я хмурюсь, не понимая, что она пытается сделать.
Ассизи слабо улыбается, затем наклоняется вперед и прижимается губами к моей щеке.
Сказать, что я ошеломлен, было бы преуменьшением. Я застыл на месте, впитывая кожей этот маленький жест.
Черт, я могу по пальцам одной руки пересчитать случаи, когда кто-то охотно целовал меня в щеку.
Но у меня нет времени размышлять над этой необычной ситуацией, поскольку ее колено оказывается между моих ног, и она бьет меня по яйцам с такой силой, что я вижу звезды.
— Черт, — прохрипел я от боли, отодвигаясь от нее и молясь всем богам, чтобы мои яйца остались целы.
— Вот видишь, не беспомощная, — ухмыляется она, сбрасывая ноги с кровати и вставая.
— Ты что, монашка-ниндзя? — бормочу я, мое зрение двоится от боли.
— Я не знаю, что означает это слово, но ты должен уйти, — говорит она, нетерпеливо постукивая ногой по полу.
Я делаю глубокий вдох, борясь с болью.
Это одна из областей, где мои болевые рецепторы не притуплены.
Взяв себя в руки, я встаю, нацепив свою самую очаровательную улыбку. Вместо того чтобы заставить ее смягчиться по отношению ко мне, весь ее вид говорит о совершенно противоположном.
— Сотри эту улыбку со своего лица, — бросает она мне, и я на мгновение ошеломлен ее реакцией. Но мне удается быстро прийти в себя.
— Боишься, что влюбишься в меня? — игриво спрашиваю я, пытаясь перевести разговор на глупую, но удобную тему.
— Влюблюсь, — фыркнула она. — Ближе к делу. Почему ты здесь?
— Ассизи, эти монахини научили тебя оказывать такой теплый прием? — я откинулся на кровать, опираясь на локти и наблюдая, как на ее лице появляется раздраженность.
— Нет, они научили меня не терпеть всякую чушь, — наклоняет она голову ко мне, — особенно от лиц мужского пола, —говорит она, глядя на меня сверху вниз.
Мой рот кривится.
— Ах, извечное женоненавистничество. Знаешь, у меня есть теория о монахинях и о том, почему они такие суровые, — говорю я медленно и замечаю намек на интерес в ее чертах.
— Правда? — спрашивает она, ее тон подозрительный.
— Им просто нужен хороший секс, — беззаботно пожимаю я плечами, но мои глаза внимательно следят за выражением ее лица, наблюдая за любым незначительным изменением. Когда я их не вижу, то добавляю еще кое-что, просто чтобы раззадорить ее: — Но ты, вероятно, не знаешь, что это значит, — реакция запаздывает, ее брови сходятся вместе в замешательстве, прежде чем ее глаза расширяются в осознании.
— Ты хам! — возмущенно восклицает она, берет одну из своих сумок и швыряет ее в меня.
— Почему? — я поднял руки в защите. — Ты же знаешь, что я прав!
Она очень хорошо играет скандальную девицу, но я вижу, как слегка дрожит ее верхняя губа и как она изо всех сил старается не улыбаться.
— Может быть, ты и прав, но ты хам, раз все равно указываешь на это, — продолжает она, все еще сохраняя наглую улыбку.
— Почему? Потому что это означает, что тебе тоже нужен хороший секс? — добавляю я, не успев додумать мысль до конца. Ее рот открывается в шоке, веки быстро двигаются вверх-вниз, как будто она не может поверить в то, что я сказал.
Даже я не могу поверить в то, что произнес.
Наверное, это все ее сиськи. Они отвлекают и заставляют меня думать о грязных вещах. Другого объяснения этому нет. И когда я опускаю глаза ниже, к вздымающейся и опадающей груди, то вынужден глубоко сглотнуть.
Ее глаза яростно смотрят на меня, и не успеваю я опомниться, как она набрасывается на меня, двигая руками вверх-вниз в попытке схватить меня.
Я позволяю ей думать, что вовлечен в ее игру, легко обездвиживая, но пока она борется в моей хватке, мы перекатываемся через край кровати.
Ассизи на мне, я ударяюсь спиной об пол, подавляя стон от удара.
Она слегка приподнимает голову, хмуро наблюдая за мной.
— Ты в порядке? — спрашивает она, волнуясь. Я сдерживаю улыбку, откладывая в памяти еще одну информацию о ней.