К счастью, у меня ещё есть немного времени, чтобы постараться и всё-таки в неё превратиться; и я с предвкушением смотрю в будущее. Вот поэтому-то и не боюсь старости, а радостно её приветствую.
…Я бы любила больше, несмотря на боль
Однажды к нам в клинику пришла девушка 16 лет. Она не ходила в школу, не виделась с друзьями, не выходила из дома и даже не ела толком. Мать привела её за руку и насильно усадила в кресло, и потенциальная пациентка просто молча уставилась в пустоту. О чём бы я её ни спрашивала, она ничего не отвечала – а спустя несколько месяцев вдруг сказала:
– Доктор, зачем мы живём на свете? Что с того, что станешь хорошо учиться и найдёшь хорошую работу? А потом замуж, дети… Зачем вообще всё это? Всё равно же мы все умрём.
Всё так. Все мы однажды умрем. К тому же, с точки зрения необъятной вселенной и бесконечного времени, человек – крошечное создание, чьи следы едва ли заметны на ткани бытия. И тем не менее люди живут. Живут, веря в то, что даже в нашем конечном существовании есть вечные ценности и абсолютный смысл. Живут, чтобы осознать эти ценности и смысл, а затем сохранить их и передать следующим поколениям. И с этого ракурса наша жизнь – чудо. Мы все живём, хотя обречены на смерть, и не впадаем в меланхолию. Я верю: чудо бытия произрастает из любви.
Когда нас кто-то любит, мы чувствуем, что важны. Когда мы сами любим кого-то, то понимаем: на свете есть нечто, на много важнее нас. Более того, когда мы влюблены, то испытываем удивительное единение с другим человеком; ощущаем, что время словно остановилось. Вот так, в этом мире, где всё так скоротечно, происходит наше знакомство с Вечностью; а Вечность есть Любовь.
– Ну и что ж с того? – ответила мне та девушка тоном, который ясно говорил, что я её не убедила. – Раз нам всё равно умирать, любовь только добавит страданий. Лучше уж тогда покинуть этот мир, вовсе не узнав любви.
Вместо ответа я посоветовала ей роман, по моему мнению, очень хорошо подходящий для того, кто ищет смысл жизни. То была книга Джона Грина «Виноваты звёзды»[39]. В ней рассказывалось о любви юноши и девушки, которым остаётся жить не так уж много.
Хейзел 16, и у неё рак щитовидной железы в терминальной стадии. В какой-то момент рак метастазирует в лёгкие, так что девушка прощается было с жизнью, но, к счастью, новое лекарство предотвращает дальнейший рост раковых клеток и выигрывает Хейзел ещё немного времени. Её жизнь может оборваться в любой момент, и потому девушка сама себе напоминает ручную гранату с сорванной чекой, которая в любой момент может сдетонировать. Гранату, которую следует засунуть куда-нибудь подальше, чтобы взрывом задело как можно меньше людей. Это и есть жизненная цель Хейзел: постараться покинуть мир, причинив окружающим как можно меньше горя.
Однако к ней однажды, словно по велению судьбы, приходит любовь. На одной из очередных встреч группы поддержки для тяжелобольных Хейзел знакомится с Огастусом – высоким, очаровательно улыбчивым парнем. У него своя боль: из-за остеосаркомы у него ампутирована правая нога, но сейчас он в ремиссии. Молодые люди влюбляются друг в друга с первого взгляда и начинают встречаться, делая всё то же самое, что и их здоровые ровесники: обмениваются книгами, слушают вместе любимые группы, вместе играют в компьютерные игры, даже отправляются в Амстердам, чтобы увидеться там с писателем, которым восхищается Хейзел.
Но затем Огастуса внезапно забирает к себе смерть. После этого Хейзел получает письмо: Огастус написал его тому самому писателю, которого она так уважала, незадолго до своей смерти. В письме парень пишет, что не умеет сочинять и поэтому просит писателя создать некролог для Хейзел, когда настанет её черёд уйти. Также Огастус рассказывает о том дне, когда левушка попала в реанимацию, а он прокрался туда ненадолго, чтобы на неё посмотреть. В тот день Огастус узнал, что по всему телу у него найдены метастазы. Это был день, когда они оба оказались на пороге смерти.
«Из её груди капала эта тёмная раковая жидкость. Глаза закрыты. Интубирована. Но рука по-прежнему была её рукой, тёплой, с ногтями, покрытыми тёмно-синим, почти чёрным лаком, и я держал её за руку, пытаясь представить себе мир без нас, и на секунду во мне, таком порядочном, родилась надежда, что Хейзел умрёт, не узнав, что я тоже умираю. Но я тут же захотел, чтобы она ещё пожила, и мы успели влюбиться. Полагаю, я реализовал своё желание. Оставил мой шрам.