Еду себе они брали в последнюю очередь, да и ели ли они вообще? Попытки девушек развести необычных спутников на более непринужденное общение ни к чему не привели. Даже когда они принялись строить глазки восточным парням, те проявили удивительную моральную устойчивость. Разочаровавшись, Лидусик и Василиса переключили внимание на неформального подростка, который оказался гораздо более разговорчивым. Один раз открыв рот, он уже не умолкал. Пересказав все про мертвого бога, он принялся за жизнеописание индийского принца, которому вдруг приспичило вести праведный образ жизни, затем переключился на тибетских мудрецов и средневековых суффистов. Около трех часов спустя девушки уже жалели, что пробудили к жизни этот словесный фонтан. Потихоньку удрав от проповедника всех культов вместе, они были "взяты на абордаж" интеллигентным стариком. Тот принялся рассказывать об экспедиции в одну из среднеазиатских республик, из которой он вернулся совсем другим человеком. Самое удивительное в его жизни произошло, когда они навестили крохотную деревушку, стоявшую на дне давно высохшего озера...
Они шли целый день, и все время внутренний компас подсказывал Валерию, куда следует идти. Сперва двигались по шоссе, затем неожиданно свернули на полузаброшенную грунтовую дорогу, обошли по большой дуге какой-то поселок и дачное садоводство, пересекли заброшенную автобазу и углубились в совершенно необитаемую местность.
Путешественники шли до позднего вечера. Расположившись на ночлег на площадке, окруженной громадными валунами, они разожгли костер. Валерий, который в студенческие годы сходил в несколько загородных походов, удивился необычной форме очага. Посреди стандартного круга из камней был зачем-то поставлен еще один. Он был продолговатый, вкопанный вертикально вроде памятной стелы героям-летчикам, стоящей в сквере неподалеку от места прописки потомственного парадного портретиста.
Перед тем как разжечь костер, восточный мужчина, который был старше остальных, развернул и торжественно водрузил на центральный камень небольшую темно-зеленую статуэтку. Огонь вспыхнул, разом охватив кучу хвороста смешанную с сухой травой и сухими зонтиками как у укропа только во много раз крупнее. Как по волшебству вокруг центрального камня, служащего постаментом для изваяния великого Ктхулку, оставалось пустое пространство, куда огонь не посмел распространиться.
От костра шел резковатый запах; сперва он казался неприятным, но потом кружил голову, будя воображение. Хотелось сидеть и любоваться, как сверкают крохотные золотые искорки на каменной поверхности, тщательно обработанной неведомыми мастерами, как сворачиваются в кулак, сгорая, листья, напоминающие ладошки. Казалось, еще немного, мертвый бог пошевелится и поднимет голову, чтобы одарить взглядом своих верных последователей.
Окружающая местность также воспринималась искаженной, перекошенной под несколькими совершенно немыслимыми углами одновременно. Сквозь окружающую темноту начала проглядывать панорама какого-то диковинного города. Башни, непонятным образом наклоненные в нескольких направлениях сразу, дома, предназначенные явно не для людей...
- Лесной дурман - прошептала Василиса, устраиваясь рядом с молодым человеком. - Бабушка всегда клала его в подушки, говорила, от него сон хороший. А когда я бросила немного в печку, очень ругалась, ворчала, что угорим с него.
Бывшие строители расположились по другую сторону костра, сбившись в кучу подобно стае волков; в свете огня глаза их поблескивали подобно глазам хищных зверей. Лицо интеллигентного старика, еще недавно такое располагающее и благообразное, приобрело выражение фанатичного восторга, на старуху, которая время от времени подкладывала в костер травинки и веточки, невозможно было взглянуть без внутренней дрожи. Неформальный подросток, который наконец-то назвал себя, представившись Асмодеем, плавно раскачивался взад и вперед, сидя в позе лотоса. Судя по затуманенному взгляду, мысли его бродили где-то далеко.
Наутро, едва попив вместо закончившегося чая горьковатый травяной отвар, они так же целеустремленно тронулись в путь.
Время от времени в глубине сознания молодого художника вспыхивал огонек страха и сомнения. Что он творит? Зачем он забрался в эту жуткую глушь в компании каких-то проходимцев? Не лучше ли бросить все и бежать отсюда пока цел? Тут ведь если что и милиция не найдет... Но картина в его руках всякий раз будто оживала, точнее просыпалась, посылая ему телепатический сигнал. Да и молчаливые восточные мужчины почувствовав минутную слабость своего кумира, теснее смыкались вокруг него, у прочих же, включая благообразного старика, выражение глаз становилось уж вовсе жутковатым. То ли почетная охрана, то ли... От таких и захочешь - не убежишь..