На лестнице шуршали вовсе не крысы.
Вчера я заработался допоздна. В комнате было тихо, если не считать слабого скрипа моего пера и редких потрескиваний в очаге. Затем со стороны двери донесся странный скребущий звук, будто кто-то о нее терся. Она немного задребезжала.
Я подскочил к ней и рывком распахнул - никого. Лестничная площадка была совершенно пуста, но, вглядываясь в темноту, я вновь уловил отчетливые шлепки ног, сбегающих по ступеням. В воздухе висел уже знакомый неописуемый запах... тошнотворная вонь озера.
Вскоре шум резко смолк, и осталась лишь глубокая, гнетущая тишина. Я чувствовал, что в темноте поджидают эти твари. Вернулся я в свою теплую комнату, ощущая странное беспокойство.
Пока царапаю эти слова, в очаге высоко подскакивает пламя, и все оставшиеся у меня свечи занимаются огнем.
Я заработался допоздна и клевал носом над второй из меньших баллад, и вдруг уголком глаза смутно уловил какое-то стремительное движение. Полусонно повернул голову и подпрыгнул в кресле. Глазам предстала не рука, но и не лапа, а, скорее, отвратительное подобие обеих: раздутая, мохнатая культя, что яростно проталкивалась под дверь, тужилась и скребла по шершавому полу. Вновь повеяло тошнотворным запахом смерти и разложения.
Я вскочил на ноги. Подбежать к двери и распахнуть ее хватит секунды. И вдруг меня охватила нерешительность. На этот раз они могли и не отступить.
Будто в жутком сне, я смотрел на эту культю, и тут вновь слабо донесся тот полный безумия, надсадный и жуткий свист. Шарившая под дверью рука отпрянула, точно черная вспышка, послышалась возня, а потом твари с визгом бросились вниз по лестнице. Их голоса звучали все тише и, наконец, после ряда всплесков исчезли.
Ко мне быстро возвращается самоуверенность. Спокойно и трезво прокручивая в уме недавнее происшествие, я понимаю, что, скорее всего, пал жертвой галлюцинации... возможно, застал концовку какого-нибудь сна наяву. Определенно, я слишком переработался. Нужно ложиться спать в более разумное время.
Я только что стал очевидцем сущего пустяка, и все же он произвел на меня ненормально гнетущее впечатление. Час назад я подошел к окну, и мой глаз привлекла легкая дрожь. Исследовав, я увидел, что в паучьей паутине запуталось маленькое насекомое. Оно отчаянно било крылышками, но от каждого лихорадочного рывка нити только затягивались. Паук наблюдал за слабеющей жертвой из глубины своего логова и, когда раскинутая им сеть перестала дергаться, гагатово-черным пятном метнулся по серебристым нитям и неспешно потащил беспомощную добычу домой.
Пальцы так дрожат, что я с трудом удерживаю перо.
Я увещевал самого себя, пока окончательно не убедил, что недавние происшествия объясняются расшатанными нервами и больше ничем, что безлюдность этого места исподволь подтачивает мою силу воли. Итак, в попытке упрочить связь с действительностью, а также из желания временно переменить обстановку, я предпринял долгую прогулку по торфяникам и продирался сквозь вязкие сугробы, пока здоровая усталость не развеяла все мои больные фантазии. Холодный воздух дышал свежестью, снег укутывал землю мантией из горностаев. Никакого нездорового разложения, ни физического, ни какого-либо еще.
Вдалеке возникли красные огоньки. Та самая деревня, которую я столь внезапно покинул, как теперь казалось, целую вечность назад. Глядя через заснеженные просторы, я внезапно почувствовал тоску по дому. Простыни с ароматом лаванды, полная бутыль вина, просто дружеская рука на плече - все это было сравнительно недалеко. Я нерешительно шагнул к деревне.
Но нет! Еще чуть-чуть и я завершу Понту, так что о подобном трусливом отступлении не могло быть и речи. Я понуро побрел прочь, и пейзаж внезапно померк: небо стало свинцовым, над торфяниками нависли серые тучи.
В поместье я вернулся уже в сумерках. Неясно вырисовываясь средь своего одра из голых деревьев, оно тянуло меня к себе взглядом василиска.
Мне все больше казалось, что за мной кто-то наблюдает.
Поравнявшись с озером, я вновь ощутил дурное предчувствие и вперился сквозь густеющую тьму почти в самый конек башни, отмечая костлявые очертания разрушенных дымовых труб, затем сместился ниже, к бугру из покрытого снегом плюща над пояском кладки, а оттуда - к поблескивающему стрельчатому окну собственной комнаты. И вдруг, прямо под ним, я заметил нечто вроде большой мокрой тени, взгромоздившейся на запорошенный подоконник окна, дававшего свет лестнице. Неровности черного силуэта намекали на объем, и волоски у меня на шее встали дыбом.