- У нас осталась кровь этой сеньориты? - спросил Пауль. В других устах это прозвучало бы зловеще. - Мне не нравится ее худоба и эта пигментация...
- Доктор, но вы же знаете молодых барышень. Здесь половина страны помешана на танго. Это как у нас на родине все без ума от свиных сосисок...
- Франц, напомню, ты тут родился.
- Простите, доктор, но для меня родина это Бавария.
- Ты там ни разу не был.
- Неважно. Но кровь есть кровь. Вы же тоже вспоминаете родной Лейпциг.
Ашенвальд вздрогнул. Не надо было говорить об этом.
- Этот город сейчас на территории ГДР.
- Но не могут же коммунисты распоряжаться Восточной Германией вечно.... Простите, - он смутился, а когда поднял взгляд, встретился глазами с доктором: - А кровь, да, есть, чуть осталось после вашего прошлого эксперимента. Вам принести?
- Позже, позже, - Ашенвальд отправился в заставленную стеллажами с тугими гроссбухами комнатку, которую именовал рабочим кабинетом. Хотя несобираемая раскладушка, говорила скорее о спальне. Сел за стол, принявшись вносить новые измерения в графы, покачивая головой бормоча что-то про нехватку кальция и железа.
- Вы, наверное, уже весь город изучили, - появился на пороге, как всегда незвано, Пашке. Больше всего внешне он походил на молодого мясника или булочника, но никак не на будущего врача. - Кровь я принес.
- Хорошо бы холодильник побольше, - пробормотал Ашенвальд, не оборачиваясь. - Я сейчас приду, закончу только. Включи масс-спектрограф, - и тут же: - Моника ведь приемная дочь сеньоры Родригес?
Пашке кивнул.
- Да, земля слухами полнится, откуда она взялась.
- А у нее та же группа крови. Найти бы настоящего отца, мне кажется, у нее наследственное отклонение. Близкородственные связи, - пояснил он ассистенту. Пашке кивнул, пожал плечами:
- Городок маленький, приезжих немного, да и те кучкуются по своим. Как мы с вами.
Доктор кивнул, поморщился. И прошел в лабораторию.
От работы его отвлек стук в дверь: Ашенвальд не любил звонков, а потому, едва переехал в этот дом, сразу снял. Посетители не возражали, у немецкого доктора должны быть свои причуды. Вроде своей церкви, своих предпочтений в еде или развлечениях, ну и конечно, вот этот звонок.
Хуана Родригес. Невысокая, темноволосая, с вечно испуганным лицом, сейчас стояла, переминаясь на крыльце, не решаясь постучаться еще раз. Ашенвальд вышел, только когда выключил осциллограф и закончил записывать показания. Наверное, долго ждала, но уходить не смела - верно, что-то важное, а не только поздравления.
Доктор пропустил ее в приемную и предложил мате - сам его не любил, но поневоле выучился пить, когда иных предложений практически нет. Та покачала головой, - для местных мате это традиция, ритуал, а не просто способ освежиться и обсудить дела - наверное, как в Японии. В детстве Ашенвальд много читал о Востоке. Даже хотел отправиться в Китай изучать тибетские мудрости. Сперва не срослось, а потом его потаенные мечты опередил Гитлер и его свихнувшиеся "мудрецы" из Аненербе.
Он вздохнул: нет, лучше не вспоминать. Одно тащит за собой другое, третье, а там уже...
- Я вас слушаю, донна Хуана, - произнес он, хотя сеньора уже стрекотала, словно швейная машинка "Зингер".
- Простите, но я по поводу Моники. Она сказала, вы ее снова обследовали. Я не хочу показаться бестактной.
- Простите, но вы подозреваете меня...
- Упаси бог, сеньор доктор, что вы. Я лишь беспокоюсь, не нашли ли вы еще что-то опасное в ней.
Он потер руки, словно замерз. Сейчас тепло, двадцать пять, однако Ашенвальд по-прежнему ходил в темно-синем костюме-тройке. Подсознательно замечая за собой эту не странность, нет, просто состояние тревожности, вот таким образом выбиравшееся на свет. Совершенно напрасно мозг посылает сигналы, тут он в полной безопасности. В совершенной.
Но нет, находит лазейки, способы, несмотря на все старания доктора. Ведь эти его последние изыскания, особенно въедливые, направлены еще и на то, чтоб перенаправить работу мозга в нужное русло, заставить замолчать беспокойные мысли, раз и навсегда. Два года прошло с шестидесятого, два долгих года. Ничего не произошло. И не случится.
- Вы же понимаете, доктор, Моника, как тростинка, она да, вы ее буквально с постели подняли, оживили, мы вам так за это благодарны. Она и бегать научилась, и вот на танцы ходит, учится. Но я все еще тревожусь, тем более, когда слышу от нее такие слова.
- Ей надо есть больше мяса, сыра, рыбы. Костям не хватает кальция, а крови - железа. Донна Хуана, поймите, одно дело порхать в танцах, а другое - рисковать.