Шперк чадно дымил, искоса погладывая на Ирнолайю, зябко поджимавшую босые ноги. Он молчал, опасаясь продолжать разговор, и всем своим видом показывал, что для него ночная встреча – явление ординарное и ни к чему не обязывающее. На всякий случай он даже нашел подходящее обоснование для такого рода позиции. «В самом деле, – думал Шперк, – мы почти не знали друг друга до ссылки, так стоит ли обременять себя новым знакомством в столь сложной ситуации, перед самым отлетом? Не лучше ли ограничиться пустяковым обменом любезностями?»
Немного успокоившись, капитан смог лучше рассмотреть беглянку. В ярком свете люмеона она выглядела намного старше. Следы однообразной примитивной жизни отчетливо проступали на ее тщательно загримированном лице. Он невольно заметил в ней первые признаки возрастной полноты, рыхлость обнаженных рук, нервную складку, отпечатавшуюся в углу крупного алого рта. Спустя тридцать лет вестянка стала очень напоминать земную женщину, и это немного удручало Федора Исидоровича, верившего в устойчивость генетических признаков, характерных для древних космических рас.
«Черт возьми, – думал капитан “Торраксона”, – где уж этой разжиревшей бабе понять, что тридцать земных лет, пусть даже самых скверных, не так-то легко выбросить из жизни! Они вооружили нас опытом чужой цивилизации, позволили заново пережить зарю коллективного мышления, еще не отравленного могуществом науки… И разве не подобна смерти утрата этого опыта? А ведь именно это освящает жестокий вестянский закон, требующий полного стирания воспоминаний о Земле. Это считается гуманным актом, необходимым условием духовного возрождения исправившегося преступника. Какая утонченная ложь! Так почему не поговорить о прошлом в последние часы перед расставанием? Нет, ничего не выйдет. Дамочка панически боится прошлого и готова закатить истерику. Жаль», – вздохнул Шперк.
Он поймал себя на том, что предвзято относится к Главному системотехнику. Плохо. В такой ответственный момент необходимо отбросить типично человеческие мерки. Срок ссылки истек, и надо быть добрее к собратьям по несчастью, щадить их самолюбие. Главное: их объединяет единая цель – возвращение. Ради этого можно и промолчать.
Замысловатый ход мысли немного позабавил Шперка. Он невольно улыбнулся, обнажив белизну фарфоровых зубов. Его лицо при этом так быстро переменилось, что Ирнолайя не удержалась от любопытного взгляда.
«Что-то повеселел старый хрыч, – терялась она в догадках. – Наверно, смакует непристойности об актрисах, злорадствует. Хотя… Куда этой навозной элите в такие тонкости. Просто скрывает от меня неприятные детали предстоящей эвакуации».
Ирнолайя прошлась по залу и сделала вид, будто с живым вниманием рассматривает картину, на которой был изображен чудовищный женский торс с раздувшимся, как у утопленницы, животом. Выдержав паузу, актриса обратилась к капитану с провокационным вопросом:
– Вам не кажется, наставник Арновааллен, что эвакуация плохо организована? Уже четверть двенадцатого, а группа еще не собралась. Чем это объяснить? Кто за это отвечает?
– Гм… – неопределенно хмыкнул Федор Исидорович.
– Халтура! – заключила Ирнолайя несколько театрально. – Обычный беспорядок и полное пренебрежение к нежелательным последствиям. Вот вам и цвет научной элиты – разложившаяся масса, проходимцы...
– Простите, но мне непонятен смысл слова «халтура». – Шперк уклонился от прямого ответа.
Актриса самодовольно хохотнула:
– Люблю редкие слова. Ну, да не в этом суть. Я не ожидала от Службы надзора такой расхлябанности. Они должны были обеспечить синхронность генетического сигнала для одновременного изъятия преступников из социального обращения. Наконец, нам должны предоставить приличную одежду, медицинский контроль, скромный досуг. А что мы имеем? Грязь, холод, полное отсутствие сервиса. Вам это нравится?
Шперк сделал вид, будто ищет пепельницу. Не найдя, положил окурок в карман и спокойно ответил:
– Это необходимо для конспирации, мадам.
– Вот как! – Ирнолайя скептически посмотрела на Федора Исидоровича и передразнила его: – Для конспирации… Куча мусора, сквозняки, смрад. Скажите просто: вы что-то от меня скрываете. Я права? Говорите же!
Шперк растерянно отвел взгляд и некоторое время молча рассматривал летевших ангелов на дверцах дубового шкафа. Он не знал, что ответить. Федор Исидорович имел смутное представление о системе секретной транспортировки отбывших наказание преступников. Хотя прежде он имел доступ к закрытой информации «Код – 201», многие отделы были ему недоступны. Особенно тщательно фильтровались сообщения, относившиеся к вестянскому судопроизводству. Задавая каверзные вопросы, Ирнолайя прекрасно знала, что ставит собеседника в тупик. Но Федор Исидорович не хотел сдаваться. За тридцать лет, проведенных в казуистических спорах, он чему-то да научился. Глубоко вздохнув, Шперк с нарочито небрежной интонацией ответил: