– Это что! – заявляет санитарка в пронзительно-розовом костюмчике. – Вот у нас дед, вот это да! Живчик! У него и пневмония, и инфаркт был, а он все встать хочет. Говорит – побриться! Мол, что за дела, лежит мужик небритый, а вокруг бабы бегают. Неудобно ему!
Девушки смеются. В реанимации тот, кто хочет встать на ноги, уже оригинал. Там не встают, там лежат пластом, изучая ровный белый потолок. Если есть возможность – поворачивают голову, чтобы увидеть рабочий столик медсестры, батареи бутылочек, кучи коробочек и еще всякой лекарственной ерунды. Счастливчики могут рассмотреть экраны, на которых показывается их давление, пульс и еще что-то неведомое, но, наверное, очень важное, раз врачи и медсестры постоянно поглядывают на эти цифры, а иногда озабоченно морщат лбы и меняют бутылки в капельнице.
– Нет, ну правда, живчик, – повторяет розовая санитарка. – Нам его даже привязать пришлось, а то все время рвался. Один раз уже почти встал. А если бы упал?!
Все кивают. Упал – это страшно. Это может быть все, что угодно. Ведь те, кто в реанимации, и так едва дышат, куда им еще падение. А уж тем более какому деду или бабке. У них кости хрупкие. Нет-нет, лучше привязать, целее будут!
Те, кто лежит, распластавшись на высоких кроватях отделения реанимации, слышат смех и отчаянно завидуют. Им тоже хочется смеяться. Но как-то нет повода. Тяжело смеяться, стоя на пороге, залитым лунным светом.
– …Да будет воля Твоя и на земле, как на небе… Отче наш! Спаси и сохрани… помоги…
Из бокса, в котором лежит дедушка-живчик, доносится вопль:
– Хена! Хе-е-на! Хее-еее-на! – взывает хриплый баритон на пределе громкости.
– Кто кричит? – деловито спрашивает завотделением, пробегая мимо бокса. В руках – истории болезней, в глазах – привычная усталость. – Почему кричит?
– Да это наш живчик, – отзывается медсестра, волочащая капельницу по кафельному коридору. – Зовет все время кого-то.
– Если к нему кто придет – пропустите, – командует зав на бегу. – Может, дед успокоится. Да и присмотрят за ним, а то ж того и гляди – побежит!
Медсестра преданно хихикает: зав шутит редко, так что каждая шутка на вес выздоравливающего.
А дед все надрывается:
– Хена! Хе-е-на!
– Это ж как он орет, когда здоровый! – восхищается медсестра, втаскивая в бокс капельницу. – А вот кому тут у нас покапать? – бодро спрашивает она, оглядывая три кровати.
Никто не отвечает, лишь дедушка-живчик продолжает кричать все с той же настойчивостью:
– Хена! Хе-ее-на! Да где же ты?!
Сутки напролет дед то кричит, то порывается встать, уговаривая медсестер и санитарок, что ему нужно в туалет, помыться и побриться, сменить белье, да и вообще…
– Ну что вы мне утку суете? – возмущается дед. – Я лучше сам схожу!
– Нет у нас тут туалета, – объясняют ему. – Это же реанимация. Тут положено лежать. Дедушка, если вы не будете лежать, придется вас опять привязывать.
– Буду, буду, – соглашается дед, но стоит только сестре отвернуться на минутку, как он перебрасывает тощие ноги, туго обтянутые желтой кожей, через поднятый борт кровати, пытается сесть. Трубки капельниц натягиваются, манжета прибора, подключенного к руке, срывается. С соседней кровати доносится шипение сквозь кислородную маску:
– Сестра! Дедушка сейчас с койки навернется! – человек на этой кровати в сознании, но очень слаб, едва может говорить. – Сестра-ааа!
Сестра поворачивается и видит торчащие через кроватный борт желтые ноги, сероватые ступни и нервно ерзающий костлявый зад, под которым простыня сворачивается в трубку.
– Дедушка! Я же вас просила! – расстроенно говорит сестра. – Ну что же вы так?
На ее крик прибегает еще одна розовая девушка – почему-то розовый и голубой цвета очень популярны в отделении реанимации, а вот в обычных отделениях носят в основном белое и бледно-желтое.
– Давай бинты, – командует первая.
Через минуту дедушка-живчик уже привязан к кровати, а сестры проверяют узлы – прочно ли, не вырвется ли.
– Да развяжите! – нервничает дед. – Это ж неприлично!
– А вставать прилично? – сердятся сестры. – Мы же договаривались. Вам же нельзя вставать, дедушка! Вам и врач говорил…
– А если мне в туалет нужно? – дед уже злится. – Что ж мне, под себя ходить, что ли?
– Ну, под себя не нужно, – соглашаются обе розовые девушки. – Но у вас же катетер! А если что еще нужно, так вы только скажите, вам утку дадут.
– Позорище какое… – бормочет дед себе под нос и вдруг разражается воплем: – Хе-ена!