Филин искоса на нее посмотрел и убрался. Колдунья вышла из пещеры.
– Не обращай внимания на Амвросия. Он слегка непривычен к компании. Только и видит, что меня да летучих мышей.
– Что еще за летучие мыши?
– Пещерные. – Колдунья расправила платье. – Прошу прощения, что не приглашаю внутрь, но у меня дома такой бардак. Собиралась убраться, но то одно, то другое – сначала Мировая война, будь она проклята, затем сухой закон, черт бы его побрал, вот руки и не доходят.
– Да ладно, – повежливее ответил я. – У меня вообще-то к вам дело.
– Оно понятно.
– И я тут вам принес одну безделицу.
Я отдал подарок.
– Что это?
– Моя копилка.
– Спасибо тебе большое.
– Давайте, разбейте ее.
Колдунья швырнула свинью-копилку на камень. Деньги разлетелись во все стороны, но она живо их собрала.
– Копил это почти два года. Сколько здесь?
– Восемьдесят семь центов, конфедератский двадцатипятицентовик и вот еще значок. – Она вроде как ухмыльнулась. – Красивый к тому же! Что на нем сказано?
– Живи тихо с молчаливым Кэлом{3}.
– Ну чем не предупреждение. – Колдунья опустила деньги в карман, а значок нацепила на платье. – Что ж, сынок, человека судят по делам его, как говорится. Чем я могу тебе помочь?
– Я насчет дедушки. Титуса Толивера.
– Титус Толивер? Ба, да я его знаю! Держал подпольную винокурню где-то на отшибе. Такой видный из себя, с черной бородищей.
– Был. Теперь он весь усох из-за ревматизма, неважно видит и совсем туг на ухо.
– Экая жалость! Но рано или поздно все мы начинаем разваливаться. А если пора уйти, то пора уйти.
– С этим-то у нас и проблема. Он не желает идти.
– Связан, что ли?
– Нет, мертв.
Колдунья пристально посмотрела на меня:
– Рассказывай.
И я рассказал.
Она выслушала, не прерывая. А когда я закончил, так на меня уставилась, что я чуть из кожи не выпрыгнул.
– Я догадывался, что вы можете не поверить, но это святая правда.
Колдунья покачала головой:
– Я верю тебе, сынок. Как уже говорила, я давно знаю твоего дедулю. Уже тогда был упертый, хоть кол на голове теши. Хронический случай упрямства.
– Скорее всего, но мы ничего не можем с этим поделать, док и преподобный тоже.
– А чего еще от этих двоих ждать? – сморщила нос колдунья. – Да что они вообще понимают?
– Не спорю, но, если вы нам не поможете, мы так и останемся между молотом и наковальней.
– Дай чутка подумать.
Колдунья выудила из кармана трубку и раскурила. Не знаю, что за табак она в нее закладывала, но вонища была убойная. Ноги снова зазудели, и не просто стопы, а полностью. В лесу смеркалось, налетел холодноватый такой ветер и застенал среди деревьев, заставляя листья шептаться между собой.
– Должен же быть какой-то выход – сказал я. – Амулет или там заклинание.
Она покачала головой:
– Это уже вчерашний день. Тут мы имеем дело с этой новомодной психологией, так что, и мыслить надо по-новомодному. Твоему дедушке не нужна ворожба. Он из Миссури, его собственные слова. Ему надо просто показать, вот и все.
– Показать что?
Колдунья хихикнула:
– Поняла! – Она подмигнула. – Точно, оно самое! Потерпи немного – я скоро.
И умчалась в пещеру.
Стал я ее, значит, ждать. Ветер свистел, ероша волосы на затылке, а листья были, будто человеческие голоса, шепчущие об ужасах, в которые совсем не хочется вслушиваться.
Затем колдунья снова вышла, что-то держа в руке.
– Вот, возьми, – сказала она.
– Что это?
Она рассказала, что это, а потом объяснила, что с этим делать.
– Неужто и вправду получится?
Это единственная возможность.
Итак, я сунул ее подарок в карман бриджей, и она меня подтолкнула:
– А теперь, сынок, поспеши домой, чтобы успеть к ужину.
Мне не требовалось повторять дважды – только не с этим холодным ветром, что стонал в деревьях, и не с темнотой, что сгущалась вокруг.
Я принес колдунье свои нижайшие благодарности и поспешил прочь, оставив ее перед пещерой. Когда я оборачивался последний раз, она полировала значок с Кулиджем кусочком ядовитого дуба.
Затем я продирался через лес и переваливал хребет. К тому времени, как впереди показалась поляна, стемнело так, что хоть глаз выколи, а, когда я переходил в брод речку, на воде уже рябила лунная дорожка. Ястребы, спокойно реявшие в небе над полем, внезапно всполошились, но я не стал ради них останавливаться. По прямой подбежал к ограде, перемахнул во двор и зашел в дом через черный ход.
Мама с кастрюлей стояла у плиты, а папа разливал суп. Они мне явно обрадовались.