Исследователи заметили, что абдомен у неактивных муравьев более крупный: это навело авторов на мысль, что такие насекомые могут хранить в нем пищу для других особей. Однако это предположение должно быть еще проверено, так как необходимо понять, что является следствием, а что – причиной (возможно, более крупный абдомен – следствие их «ленивого» образа жизни, а не причина).
В результате исследования ученые впервые показали, что неактивные муравьи могут быть резервной рабочей силой. Специалисты удалили 20 процентов наиболее активных муравьев-рабочих и увидели, что в течение недели их заменили в основном насекомые, относившиеся ранее к «лентяям» (их активность повысилась и стала соответствовать уровню прежних «работников»). Авторы исследования отмечают, что такая функция неактивных участников муравьиной колонии предполагалась и ранее, однако гипотеза не была проверена эмпирически.
В следующем эксперименте ученые удалили 20 процентов неактивных муравьев – и увидели, что «ленивые» насекомые не были заменены (в отличие от первого случая с самыми активными особями).
По предположению Даниэля Шарбонно (Daniel Charbonneau), соавтора работы, группа «ленивых» муравьев складывается из молодых рабочих особей, которые пока являются наиболее слабыми в колонии, и потому для них правильней не проявлять большой активности. Ученый добавляет, что такие насекомые при этом продуцируют яйца и могут, занимаясь этим, также хранить пищу. Когда же колония теряет рабочих особей, их способны заменить ничем не занятые «ленивые» муравьи, предполагает Шарбонно.
Начало формы
Конец формы
ТЕ, ОДИНОКИЕ, КТО ИХ ВЫШЕ
Я шуму внимал в шезлонге, в саду,
И думал – слова навлекают беду.
И как же разумно – порядок вещей
Скрывать от птичек и овощей.
Вдали некрещеный щегол пролетел,
Щеголий псалом, пролетая, пропел.
Цветок, шелестя, искал себе пару.
Если найдется, то спариться впору.
Из них никто не способен на ложь,
Никто не изведал предсмертную дрожь,
И, осознав перед Временем долг,
Ритмом и рифмой сквитаться не смог.
Пусть речь останется тем, кто их выше,
Кто по точному слову томится. Мы же,
Рыдая, смеясь, шумим снова и снова –
Слова лишь для тех, кто держит слово.
Все – переводят, художник вводит
В мир, где будет разрыв и любовь,
Роясь в себе, сочинитель находит
Образы, что причиняют боль,
От Жизни к Искусству идя, кропотливо
Надеясь на нас, что скроем разлад.
Ноты твои – вот хитрое диво,
Песни твои – вот истинный клад.
Пролей свою суть, о, восторг, наводненьем,
Колена склони и хребты заодно
В наш мир тишины, покоренный сомненьем.
Ты одна, ты одна, о, надмирная песнь
Не в силах сказать, что мы попросту плесень,
И прощенье свое пролить, как вино.
Проснутся здесь тысячи душ на заре,
Но кто во дворце, а кто-то в норе.
А нам нет места, милый. А нам нет места.
Прекрасной казалась нам эта страна,
Ты в атлас взгляни – не исчезла она.
И нет нам туда дороги, милый, и нет нам туда дороги.
На сельском погосте растет старый тис
И расцветает весною без виз.
На что паспорта не способны, милый, на что паспорта не способны.
Сам консул изрек, не подняв головы:
«Раз нет паспортов, все равно, что мертвы».
Но мы еще живы, милый, мы еще живы.
Пошел в комитет, a там вежливый клерк
Сказал: «После дождика, может, в четверг».
А куда нам сегодня, милый, куда нам сегодня?
На митинг забрел – глас толпы был таков:
«Их пустишь, так сами уйдем без штанов».
Это о нас с тобой, милый, это о нас с тобой.
Гром слышался с неба, и пела там медь,
Но голосом Гитлера: «Смерть всем им, смерть!»
И это про нас, милый, и это про нас.