— Восхитительно, – тихо сказал Николай с мурлыканьем в голосе.
Теперь он стоял, прислонившись к дверному проему, обнаженный, если не считать черных боксеров. Я с усилием оторвала взгляд от его скульптурного тела. В руке у меня была расческа из мотеля. Это был хлипкий кусок пластика, который сломался бы через секунду после расчесывания моих длинных волос.
Николай посмотрел на мою крепкую хватку и ухмыльнулся.
— У тебя было больше шансов с отверткой, королева бала.
Я покраснела, смущенная напоминанием о прошлой ночи.
— Точно. Какой смысл иметь оружие, если у меня нет инстинкта убийцы? Похоже, Антонио все-таки был прав, – пробормотала я, пытаясь сменить тему, но только раскрыла свое уязвимое место.
Глаза Николая сузились, и он неторопливо вошел в ванную. Его тело было в полное раздрае под чернилами. Он был ранен во многих местах; на боку запеклась кровь, а запястья представляли собой жуткое зрелище. Я напряглась, когда он прошел позади меня и уставился через моё плечо на наши отражения.
— Ты называешь своего отца Антонио? Неужели между papa Тони и его драгоценной маленькой принцессой нет любви?
— Почему тебя это волнует? Хочешь сблизиться со мной из-за схожих проблем с отцами? Разве ты не убил своего несколько дней назад?
Николай ухмыльнулся.
— Завидуешь? – Он наклонился и прижал меня к стойке, обхватив руками с обеих сторон, его кожа обжигала мои обнаженные плечи. — Хочешь стать такой, как я, когда вырастешь?
— Думаю, прошлой ночью мы оба убедились, что я никогда не смогу стать такой как ты.
— Неправильно. Инстинкт убийцы есть у каждого при определенных обстоятельствах. Ты выскользнула из моих рук, отвлекла меня и одержала верх, пусть и всего на секунду. Прошлой ночью ты была впечатляющей во многих отношениях, – сказал Николай, угрожая перевести разговор на самую постыдную часть ночи.
— И все же ты все еще дышишь. – Я не могла отвести от него взгляда.
В свете зеркала его глаза казались почти серебряными. Порез на шее от отвертки в какой-то момент открылся, и оставил засохшую полоску крови. Это сделала я. Даже от этой царапины меня передернуло.
Он убрал мои волосы за ухо, обнажив место, где вырезал микрочип моего отца.
— У тебя все еще идет кровь.
Николай потянулся за аптечкой на столе. Он прижал меня бедрами к раковине. Я не могла пошевелиться, даже если бы захотела. Я и не пыталась. Непринужденная легкость властных прикосновений Николая возбуждала что-то темное и извращенное внутри меня.
— Хочешь знать, почему ты бездействовала? Тебе это не понравится, – предупредил он, нанося горошину антибактериального крема на нежную кожу за моим ухом.
Я замерла, не зная как реагировать на его грубую нежность.
— Почему?
— Потому что со мной ты не боишься за свою жизнь. Совсем. – Он защелкнул крышку с крема и достал из аптечки маленький пластырь.
— Ты сумасшедший. Конечно, я боюсь, – ответила я ему, чувствуя, что меня раскусили. Ведь он был прав, не так ли?
Может, ты больше боишься вернуться домой и снова разочаровать Антонио?
Николай внимательно наблюдал за мной после того, как разгладил пластырь и вернул мои быстросохнущие волосы на плечи.
— Если бы это было так, я был бы мертв.
— Ты слишком силен для меня. Ты мог отобрать у меня отвертку в любой момент. – Я привела аргумент, который, как я надеялась, имел вес. Когда сомневаешься, уклоняйся от ответа. — Почему ты не разоружил меня?
— Думаю, я тоже не боюсь за свою жизнь рядом с тобой, lastochka. Думаю, я тебе доверяю.
У меня отвисла челюсть от шока и странного, скручивающего душу ужаса, когда я поняла, что он говорит серьезно.
— Не стоит, – предупредила я, когда он отступил назад и залез в душ, снова включая его.
Я вспомнила о послании, которое оставила на пыльном грузовике. Моя секретная записка...
Черное чувство вины зашевелилось в моей груди, а за ним последовал гнев.
Время Николая могло быть на исходе, а он об этом и не догадывался. Мне должно быть все равно. Он таскал меня по лесу, стрелял в людей, угрожал им. Мне должно быть все равно.
Николай снова повернулся ко мне и поднял окровавленный кусок тряпки, которой ранее связывал мне руки. К счастью, длинные рукава защитили большую часть моей кожи от ожогов. Он зажал ее между ладонями.
— Становись там, у душевого поручня, – коротко сказал он.
Я уставилась на него.
— Я думала, ты мне доверяешь.
Он усмехнулся.
— Я верю, что ты не перережешь мне горло хладнокровно. Я не верю, что ты не убежишь. А теперь держи руки вместе и будь хорошей девочкой, или я возьму тебя с собой в душ.
Неохотно я подошла к нему. Там была старая душевая лейка, закрепленная над ржавой ванной. С одной стороны тянулся шест, а с другой – висела потрепанная занавеска для душа. Он перекинул мои руки через шест и связал их. К счастью, мое полотенце не сдвинулось с места. Я свернула его и заправила в ложбинку между грудями так глубоко, как будто от этого зависела моя жизнь.
Он отошел и повернулся к душу, одним движением сбросив боксеры. Я успела увидеть его мускулистую смуглую задницу, прежде чем закрыла глаза.
— Какого черта? – пробормотала я, когда занавеска в душе сдвинулась с металлическим звоном.
Когда зашумела вода, я рискнула открыть глаза. Он был прямо там, на другом конце ванны. Его голова находилась под душем, и струйки воды стекали по его впечатляющему телу. Он отвернулся к стене, упираясь в нее руками, и в течение долгого, непрерывного мгновения я могла свободно смотреть на него.
Затем он наклонил голову в мою сторону и его глаза встретились с моими.
— Почему ты заставляешь меня смотреть, как ты принимаешь душ? – выпалила я, но жар в моей груди исчез, скользнув ниже и образовав лужицу между ног.
Наверное, я была особого рода сумасшедшей, потому что вид Николая Чернова, мокрого, с длинным, толстым стояком, упирающимся ему в живот, заставлял меня извиваться и задыхаться, как двадцатидвухлетнюю девственницу, которой я и была. У меня не было опыта в подобных вещах. Я была совершенно не в своей тарелке.
— Как я могу следить за тобой, если я тебя не вижу? Кроме того, я не говорил, что ты должна смотреть.
Он намылил руки и тело. Пена заскользила по его покрытой чернилами коже, и я не смогла бы отвести взгляд, даже если бы кто-то заплатил мне. Он снова облокотился о стену и стал мыться, держа меня в поле зрения, но в остальном игнорируя.
Я отвернула лицо и попыталась унять бешено колотящееся сердце. Однако глаза то и дело возвращались к нему. Николай на секунду повернулся ко мне спиной, и на верхней части его задницы, там, где спина соприкасалась с бедрами, появились глубокие ямочки. Он сдвинулся, одна рука опустилась вниз по его твердому прессу и сжала яйца. Его член был длинным и толстым, с округлой грибовидной головкой. Крупные вены проступили по всей длине, а сам он покраснел под жесткой хваткой, как будто от злости. Рука Нико двигалась по твердому стволу, вверх и вниз.