Мне ужасно хотелось пить. Теперь, когда он упомянул об этом, жажда ожила с новой силой. Я взяла бутылку и сделала большой глоток, потом еще. В конце концов, я залпом выпила прохладную жидкость.
Николай подошел к другой стороне кровати, наконец-то чистый и подлатанный. Было еще рано, но мы оба были готовы спать. Молчаливое согласие. Окруженные темными кругами глаза Николая, казалось, становились все тяжелее и тяжелее с течением времени, а мне нужно было отдохнуть от его волчьего взгляда, устремленного на меня. Находиться рядом с младшим Черновым было тревожно, и так было всегда. Я чувствовала слишком много; мою кожу покалывало, а ощущения обострились. Это утомляло. Хуже того, от постоянных прикосновений и взглядов на его горячее тело, не говоря уже о сцене в душе, моя кожа была лихорадочно горячей, а трусики влажными. Я постоянно находилась в состоянии возбуждения и ужаса одновременно. Я умру, если он узнает о первом.
Я вцепилась в простыню, когда Николай попытался откинуть ее.
— На мне нет одежды.
— Не моя проблема, – категорично заявил он.
— Джентльмен спал бы поверх одеяла, а еще лучше – вон на том стуле.
Я знала, что нет ни малейшего шанса, что Николай так поступит, но было приятно указать на это. Кто-то должен был помнить, насколько все это безумно. Что-то рациональное должно было дать понять моему жалкому любопытному телу, что этот мужчина – мой похититель и враг.
Николай громко рассмеялся и откинул простыню.
— У тебя отличное чувство юмора, lastochka. Не знаю, говорил ли тебе кто-нибудь об этом раньше.
— Нет, и я не шутила.
Николай хмыкнул.
— Значит, никто в твоей жизни не ценит хорошую комедию.
Он уронил полотенце.
Я задрала голову и уставилась в потолок, мои щеки запылали.
— Видимо, они не понимают тебя так, как я, – сказал он, забираясь в кровать рядом со мной.
Матрас прогнулся, соблазняя меня перекатиться к нему. Его тепло немедленно заполнило пространство под простынями.
— Ты меня не понимаешь, – мрачно запротестовала я.
— Конечно, понимаю. Готов поспорить, что я единственный в твоей жизни, кто понимает, – сказал Нико как ни в чем не бывало. Его тон вывел меня из себя.
Убедившись, что он прикрыт, я повернулась на бок. Черт, одна мысль о том, что он голый и находится всего на расстоянии вытянутой руки от меня, что-то делала с моей киской, наполняя ее влагой и теплом.
— Ладно. Что я чувствую, если ты так хорошо меня знаешь?
Николай хрустнул костяшками пальцев, и я уставилась на чернила на его пальцах и тыльной стороне ладоней.
— Тебе скучно и одиноко, ты заперта в поместье, как принцесса в башне, – тихо сказал он. Он повернул голову и пригвоздил меня к месту своими тревожными серыми глазами. — Ты застряла в клетке, хорошенькая птичка Антонио Де Санктиса, которую он выпускает лишь для демонстрации… моя маленькая ласточка с подрезанными крыльями.
Внезапные непрошеные слезы обожгли мне горло. Я чувствовала, как странная связь с Нико снова оживает, пока мы смотрели друг на друга. Мое отчаянное желание сбежать несколько поутихло, когда я поняла, что привела в действие то, что может спасти меня. Замена одного дьявола на другого. Знание того, что скоро все вернется на круги своя в моей жестко контролируемой, лишенной приключений, унылой жизни. Скучное шествие вперед к браку с незнакомцем, которого я не любила, и смерти в конце пути. Ничто из этого не казалось волнительным. После последних нескольких дней с Нико я сомневалась, что хоть что-то когда-либо снова вызовет у меня волнение.
Маленькая ласточка с подрезанными крыльями. Он даже не представлял, насколько был прав.
— Вау, как проницательно. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что девушку с таким параноидальным и властным отцом, как мой, будут держать взаперти. Скажи мне что-нибудь менее очевидное, – бросила я ему вызов.
Он надолго замолчал, обдумывая свои слова.
— Ты хочешь, чтобы с тобой что-то случилось. Ты хочешь быть свободной, но в то же время хочешь спрятаться. Ты боишься не только того, что никогда не будешь свободна... но и противоположного. Птичка с подрезанными крыльями в реальном мире далеко не улетит. Одомашненное животное, которое забыло, как выживать в дикой природе. Ты жаждешь свободы, но и боишься ее. Твоя клетка находится здесь, внутри.
Его палец постучал меня по лбу, и я резко отдернула голову.
Бинго. Я ненавидела то, как хорошо он меня понимал.
— Ты ошибаешься, – выдавила я через мгновение. Та же эмоция жгла мне горло. — Это не про меня, – солгала я. Я не могла позволить ему понять, насколько он был прав, хотя была почти уверена, что он уже знал. — Возможно, это про тебя, – добавила я, провоцируя его.
Николай молчал так долго, что я подумала, что он не собирается мне отвечать.
— У меня не крылья подрезаны, lastochka, а повреждено сердце, и моя клетка - это не то, из чего я когда-либо смогу сбежать. Она сделана из костей и зарыта глубоко.
От этих слов в горле снова запершило. Я сглотнула, пытаясь унять боль. В Николае Чернове было что-то невыносимо грустное и трагическое, и так было всегда. Не это ли легко привлекло меня к нему пять лет назад? Его красота и его трагедия, его странный кодекс чести и его тьма. Я видела это всё, все разрозненные, искаженные части, из которых состоял этот опасный мужчина.
— Ты едешь в Нью-Йорк, чтобы убить своего брата?
Он сдвинулся.
— Я не знаю. Должен ли я? Из него выйдет хороший пахан. Лучше, чем я.
Я не знала, что на это ответить. Николай был самым непредсказуемым человеком, которого я когда-либо встречала. То, что мотивировало мужчин в моей семье, не мотивировало его. Казалось, его не интересовали деньги, и, судя по всему, власть тоже не привлекала. У него и у самого ее было предостаточно, но власть над другими мужчинами - это, как правило, всеобщая фантазия, или жизнь с отцом и кузеном заставила меня поверить в это. Николай ничем не походил на них, но в то же время был таким же смертоносным.
— Тогда зачем мы едем в Нью-Йорк?
— Затем, что это мой ход, а Нью-Йорк - это доска, на которой мы играем. Хватит вопросов. Нам нужно поспать.
Я почувствовала, как он сдвинулся с места, и все мои мысли вылетели из головы. Горячая рука легла мне на живот, и я напряглась.
— Что ты делаешь? – спросила я, мой голос превратился в безумный шепот.
Он повернулся ко мне, и теперь его дыхание овевало мое лицо. Осознание пронзило каждый мой нерв.
— Я не могу позволить тебе вот так спать рядом со мной, чтобы ты дождалась, когда я отключусь, и выскользнула. Ты знаешь это, София, – тихо сказал он.
Я сглотнула тугой узел напряжения и головокружительного жара.
— Так что ты собираешься делать?
Я не могла выбросить из головы его обещание, данное прошлой ночью. Я насажу тебя на свой член, и ты сможешь уснуть на нем. Мое тело предательски потеплело при этой мысли.
— Я могу привязать твои руки к изголовью кровати, но это будет неудобно, или я могу привязать тебя к себе. Выбирай.