— При таком сильном ударе нам нужно, чтобы снимки подтвердили, что это безопасно. Нам нужно исключить перелом.
Я позволяю их медицинским разговорам пролетать над моей головой, как снежинкам, попавшим в шквал. Я смотрю вверх, мои глаза фокусируются за пределами огней на дымке неба над головой. Я распростерся на спине на хоккейной площадке... посреди стадиона Янки. Сорок тысяч людей смотрят как я лежу здесь.
— Я могу идти, — слышу я свой голос. — Док, помоги мне, — я наклоняюсь вперед со стоном, пытаясь сесть.
Ее нежные руки толкают меня обратно вниз.
— Полегче, Лэнгли. На этот раз тебя увезут со льда, хорошо?
— Держись, Лэнгерс, — говорит Салли, его лицо видно из-за плеча тренера Эндрюса.
— Ты справишься, — отзывается Нови.
Проходят считанные мгновения, прежде чем меня укладывают на носилки и пристегивают. Я стону, когда гидравлический подъемник поднимает меня в воздух. Никогда за всю свою карьеру я не покидал лед на колесах. Это унизительно, как будто я лежу здесь голый, а не одетый полностью в свою хоккейную форму.
— Где моя клюшка? — бормочу я.
— Не волнуйся об этом, — говорит тренер, похлопывая меня по плечу.
Я потерял перчатку. Когда она успела слезть? Я чувствую резкий зимний холод на кончиках пальцев. Так холодно, что обжигает. Как будто чувствуя мою проблему, Док встает рядом со мной и берет мою голую руку.
— Все в порядке, Райан, — успокаивает она. — Я здесь, хорошо? Я поеду с тобой в больницу.
Все это произошло потому, что я на долю секунды потерял ориентацию. Я увидел красивое лицо, и мой мозг загудел, как поцарапанная виниловая пластинка.
— Тесс, — пробормотал я. — Она здесь, да?
Док склоняется ко мне.
— Что? Я не расслышала тебя.
Моя голова запрокидывается вправо, и зрение затуманивается. Я моргаю, чтобы прояснить его и вглядываюсь сквозь стеклянное ограждение, ища веснушчатое лицо и рыжие вьющиеся волосы. Тесс здесь. Она отвлекла меня. Она под моей кожей. Она...
Красивая рыжая девушка у стекла в майке «Рэйс» смотрит с тревогой, когда я проезжаю мимо на носилках. Не моя рыжая. Не Тесс. Нет, эта женщина за стеклом слишком низкая, слишком худая. Глаза темные, не зеленые.
Но разум видит то, что хочет видеть.
— Не здесь, — бормочу я, отворачиваясь. — Ее здесь нет.
Мои глаза закрываются, и я чувствую, что погружаюсь в теплую воду через носилки.
— Эй... Лэнгли, не спи, хорошо?
Голос дока звучит далеко. Ее хватка на моей руке — моя привязь. Я воздушный шар, парящий над стадионом, наблюдающий за всем этим с высоты. Она зовет меня с земли, закрывая рот руками, она кричит сквозь шум.
— Райан, оставайся в сознании...
Я стону, желая сделать, как она говорит. Я командный игрок. Я всегда делаю то, что говорят. Док говорит не спать.
— Райан...
Я воздушный шар, и я парю... парю...
ГЛАВА 14
РАЙАН
Вокруг меня пищат и гудят мониторы, их лампочки мигают в полумраке. Рука чешется в том месте, где подсоединена капельница. Я хочу почесать, но это, скорее всего, приведет к ослаблению капельницы. Опять. Я уже сделал это однажды сегодня вечером, что вызвало раздражение медсестер.
Да, я, блять, ужасный пациент.
И я ненавижу больницы еще больше, чем самолеты.
В детстве я провел в них полжизни, наблюдая, как мой отец медленно борется с раком. Трудно пережить травму, связанную с местом, которое дарит жизнь так же часто, как и забирает ее. Долгое время у меня были только воспоминания убитого горем девятилетнего ребенка. Время и расстояние ослабили мое чувство первобытного страха, но есть некоторые воспоминания, которые прочно сидят в ДНК.
Например, то, что во всех больницах одинаковый запах. Как только мои носилки вкатились в двери приемного отделения, я снова почувствовал себя тем испуганным девятилетним ребенком. Это слабый металлический запах медицинского чистящего средства, который остается на всех поверхностях. Примешайте к этому запах накрахмаленных больничных простыней, добавьте аромат несвежего кофе, запах высыхающей краски, и вы получите больничный букет.
Это тошнотворно.
Удушающе.
Вызывает эмоции.
Мне нужно убираться отсюда.
Я смотрю вниз на свое левое колено. Оно зафиксировано скобой и подперто снизу подушкой. Правая нога спрятана под тонким больничным одеялом. Босые пальцы левой ноги торчат вверх, указывая на потолок. По-видимому, я должен спать именно так, лежа на спине и со скобой на ноге. Я никогда не сплю на спине. Я даже не знаю, могу ли я спать на спине.
Эта ночь будет отстойной.
По крайней мере, они заверили меня, что я буду выписан вовремя, чтобы присоединиться к команде на обратном рейсе в Джексонвилл. Я не хочу, чтобы меня оставили в стороне. Этот вечер был травмирующим для меня, помимо травмы колена. Я не хочу оставаться один.
Словно в ответ на невысказанную молитву, раздается стук в дверь и входит Салли.
— Эй, а вот и он, — говорит он с широкой улыбкой. — Как себя чувствуешь, парень?
Он обходит мою кровать и опускается на свободный стул.
— Ух ты, дерьмово выглядишь, — говорит Морроу у двери, следуя за ним. Его слова звучат дразняще, но глаза напряжены, лицо нахмурено и он не улыбается, как обычно. Он все еще винит себя за тот неудачный пас, из-за которого меня подрезали.
— Я в порядке, — отвечаю я на вопрос Салли, глядя на Морроу. — Устал, но в порядке.
Джейк последним заходит в комнату, мой рюкзак висит на его плече, а в другой руке он держит сумку с моими больничными вещами.
— Моя дорогая жена отправила меня с подарками, — говорит он, держа в руках обе сумки. — Боже, дерьмово выглядишь, мужик. Наверно, пахнешь так же. Хочешь дезодорант?
Он даже не ждет, пока я скажу «да», и бросает обе сумки в пустое кресло. Он роется в моем рюкзаке, достает «Old Spice» и бросает его мне. Я освежаю свои подмышки, пока Салли наливает себе воду из кувшина, стоящего на прикроватной тумбочке.
— Как нога? — спрашивает Салли, указывая на мое опухшее, болящее колено.
— Доктор говорит, что у меня растяжение связок второй степени, — отвечаю я.
Джейк присаживается на край моей кровати.
— Что именно это значит?
— Как долго ты не будешь играть на льду? — перефразирует Салли.
Я пожимаю плечами.
— Доктор говорит, что мне предстоит около четырех недель терапии RICE. Мы не хотим, чтобы разрыв стал еще хуже.
У каждого из нас было достаточно повреждений, чтобы знать, что значит терапия и режим RICE: отдых, лед, компрессы и поднятие поврежденной конечности вверх19. Я должен контролировать отек. Остальное — просто обезболивание, пока тело само восстанавливается. Док рассказывает мне обо всем дважды, прежде чем уйти, и я ценю это, так как в скорой мне дали несколько хороших обезболивающих.
Салли сжимает мое плечо.
— Четыре недели — это ничего, мужик. Время пройдет быстро.
— Да, у нас даже не будет возможности соскучиться по тебе, — добавляет Морроу, на его лице написано облегчение. — Новички будут в твоем распоряжении. И ты знаешь, что хоккейные жены и подружки обеспечат тебе столько еды, что хватит до конца сезона. Это будет как отпуск...