– Хорошо, дочь моя, пойдём со мной, – после некоторого раздумья нехотя сказал игумен. – Но только Христом Богом прошу: запахни свой халат!
Гермиона досадливо закуталась в мантию и двинулась за священником.
К её удовольствию, игумен велел ждать в беседке и сам ушёл за Гавриилом, не посчитав необходимым сопровождать того назад.
– Пресвятая Богородица, миссис Саузвильт! – перекрестился старый монах, увидев неурочную посетительницу. – Вы ли это?! На что ж явились сюда в этом ведьмовском наряде? Да ещё средь бела дня! А писали про завтрашний…
– Лорд Генри отравлен, – перебила его Гермиона.
– Господи Иисусе, как отравлен?! – отступил монах.
– Я думала, вы мне скажете это.
– Помилуйте, откуда мне…
– Легилименс! – не слушая его слов, вскинула палочку Гермиона.
Каскад мыслей и образов перешёл в поток воспоминаний. Она не опускала руки, пока не подняла со дна души старого монаха каждую затаённую думу, каждое чувство, каждую самую сокровенную мечту. Она узнала о брате Гаврииле больше, чем он сам знал о себе, она проникла в его забытое прошлое, в его закрытое сердце, в самую глубину его сознания.
Монах был абсолютно невиновен перед ней, он не имел никакого представления о причинах происходящего и искренне пытался спасти окружавших его людей…
Гермиона опустила палочку.
– Да как вы смеете?!! – взвыл старик, отпрянув и потрясая кулаками. – Гнусная ведьма! – его трясло от ярости. – Вы нарушили не только неписаный закон совести, попрали святую веру! Вы нарушили свои же законы, законы волшебников, права человека! Растоптали мою честь! Вы, как вы смели, как у вас рука поднялась…
– Брат Гавриил, я приношу вам свои самые искренние извинения, – оборвала старца Гермиона. – Здесь, этими событиями, нас с Лордом Генри заманили в ловушку. Вы оставались до сей поры главным нашим подозреваемым. Я приношу вам свои самые глубочайшие извинения за то, что сомневалась в вашей искренности и чести. Я только что коснулась вашей души и склоняю голову. Вы должны простить меня и понять: в текущих обстоятельствах я не могла терять времени и рисковать.
– О, леди Саузвильт! – заломил руки монах. – Что может слабый против сильного? Но нельзя же… Вы же имеете дело с людьми! Есть вещи, которые просто не может позволить себе один человек по отношению к другому! Можно измучить, погубить тело – но всегда останется чистая, невинная душа! А вы, волшебники, научились марать эту душу руками – и без зазрения совести…
– Брат Гавриил, у меня нет времени, – резко оборвала ведьма. – Именно потому, что у меня нет времени, я вынуждена была так поступить. О чём вы переживаете? Я не увидела ничего ужасного или предосудительного…
– О миледи, как же вы не поймёте! Нельзя запускать пальцы в душу ближнего своего! Нельзя рассекать его сердце богопротивной языческой мудростью! Это хуже убийства, страшнее смерти…
– Вы перегибаете палку, брат Гавриил! – перебила Гермиона. – Позабудьте о моих грехах, мы обсудим их позже – и помогите моему мужу. Это ваш долг, как христианина.
– Вы говорите мне о долге, миссис Саузвильт! – возмутился старик. – Вам бы ещё вспомнить мою честь…
– Брат Гавриил, моего мужа кто-то отравил, ни я, ни он не можем выбраться отсюда или связаться с внешним миром. Мне нужны травы, чтобы сварить противоядие – и тогда мы с вами побеседуем и спокойно решим, что и вам, и нам со всем этим делать.
– Но зачем вы пришли ко мне, миледи? – непонимающе спросил монах.
– За ингредиентами. У меня ничего нет.
– Но у меня – тем более!
– Что?! Вы же волшебник! Лекарь!
– Господи, прости! – вскричал старец и быстро перекрестился. – Креста на вас нет, леди Саузвильт! Что же вы такое говорите?..
– Простите, брат Гавриил! Я не хотела вас оскорблять… Но неужто у вас нет совсем ничего? Вы же сами хотели помогать людям!
– Но я не знахарь! – возмутился инок. – Господь посылает своей пастве болезни как испытания. Я языческими обрядами или богопротивной медициной не смею перечить его воле!
– Чёрт побери, да замолчите вы со своими проповедями! – взревела Гермиона.
– Миссис Саузвильт!!!
– Дьявол!
– Да поразит Всевышний ваши грязные уста немотой! – гневно вскричал монах.
Гермиона на минуту зажмурилась, чтобы успокоиться.
– Вы сейчас попробуете трансгрессировать в Лондон, – сказала она, открывая глаза. – Вы умеете трансгрессировать?
– Что?!! – задохнулся от возмущения брат Гавриил.
– Сотворить такие чары едва ли во власти смертных. Возможно, околдована не местность, а мы с Генри. Тогда вы можете выбраться отсюда и позвать на помощь. Вы когда-нибудь трансгрессировали, вы знаете, как это делать?
– Миссис Саузвильт, – от возмущения у старого монаха охрип голос, – никакие силы не заставят меня…
– Вы ошибаетесь, брат Гавриил, – возразила Гермиона, поднимая палочку. – Мне подвластны силы, которые могут заставить вас сделать что угодно. Но я просто прошу, я умоляю вас о помощи. Мне нужно связаться с внешним миром. Вы были когда-нибудь в Британском Министерстве магии? Вы можете трансгрессировать туда?
– Леди Саузвильт…
С минуту монах смотрел на неё гневным взглядом, губы его подрагивали. Гермиона не отвела глаз и не опустила палочки. На её лице была отчаянная решимость.
– Будь по-вашему, миледи, – наконец сказал монах. – Но Господь не забудет вам этого дня.
Он закрыл глаза и некоторое время стоял так в молчании.
– Я не могу трансгрессировать, – наконец сказал он. – Изволите ли вы снова применять чары, чтобы удостовериться в справедливости моих слов?
– Мне очень жаль, – сказала Гермиона. – Я верю вам, но я должна была попробовать эту возможность. Простите меня, – она тяжело вздохнула. – Мне нужна хотя бы сова.
– Во имя всех святых, у меня нет сов!
– Проклятье, вы же как-то написали в Министерство магии!!! – взорвалась Гермиона.
– Помилуйте, я ездил в Ленинград, чтобы достать сову и написать московским волшебникам!
– Но что же делать?! – истерически выкрикнула Гермиона. Её опять охватила паника, и ведьма с трудом взяла себя в руки, чтобы не зарыдать. – Вы поедете со мной в деревню, – безапелляционно заявила она. – Пойдёмте. Вы целитель и врач – вы должны мне помочь!
Брат Гавриил устроил очередное представление, не желая скакать с ней на одной лошади, потратил драгоценное время на запрягание монастырского жеребца и потом всю дорогу пенял ей за быструю езду верхом в «тягости».
В Васильковке их встретил совершенно растерянный Лёшка.
– Ева Бенедиктовна, чертовщина просто! – сообщил он, помогая Гермионе спешиться во двое у Петушиных. – Простите, святой отец. Во всей деревне заглох транспорт! Я все дворы обошёл, я свою старушку на запчасти разобрал – всё в норме, всё верно – а мотор не заводится! И ни у какой машины не заводится! Я даже трактор проверял, – чуть не плача, добавил он. – Есть, правда, велосипед, двухколёсный…
– Спасибо, Лёш, – устало сказала Гермиона, оправляя платье, – не нужно велосипед.
– На вас лица нет.
– Герман очень болен, – тихо сказала она.
Генри стало хуже. Гермиона, брат Гавриил и Лёша нашли его в беспамятстве. После быстрого осмотра, брат Гавриил подтвердил опасения насчёт яда.
– Нужно за доктором Кареленским послать! – заволновался Лёшка. – Он поможет!
– Пошлём, – безнадёжно сказала Гермиона, хотя нисколько не верила в чудеса от сельского фельдшера.
За врачом отправили Гришку, и вскоре они оба были у кровати больного. Генри перенесли в спальню, уложили в постель. Дарья Филипповна и Тихон Фёдорович охали и ахали, старались помочь, таскали в комнаты супругов то чай с ромашкой, то холодную колодезную воду, то облупившуюся домашнюю аптечку с красным крестом.
Пока доктор Кареленский осматривал пришедшего в себя Генри, Гермиона оставила наполненную людьми спальню и села писать Волдеморту очередное письмо. Она изложила все трудности, описала всё, что узнала и могла предположить, и попросила как можно скорее прислать сюда целителей и самые лучшие противоядия. Закончив письмо, ведьма прикрыла дверь спальни и направила волшебную палочку на полосатую сахарницу, оставленную Дарьей Филипповной вместе с подносом и ромашковым чаем на полке.