– Признателен вам, миледи, – смиренно произнёс призрак.
– Что вы. Пустяки, по сравнению с тем, что вы сделали для меня.
Она протянула ему руку, и трансгрессировала только после того, как холодные пальцы и губы графа обожгли её кожу огнём.
______________________________
1) бабушки (франц.).
Эпилог
Гермиона трансгрессировала прямо в центр спальни, где лежал её муж. Находившиеся в комнате магглы вжались в стены, кто-то вскрикнул – ведьма не слушала, она метнулась к кровати супруга и, встав на колени, сжала его холодные руки.
– Генри! Генри, очнись! Ты слышишь меня? Это был Малфой, Драко Малфой! Он мёртв! – она осветила обручальное кольцо заклинанием и с трудом стащила с бездвижных, ледяных пальцев золотой ободок. – Больше не действуют чары, которые держали нас тут! Генри! – Ведьма подалась вперёд, выпуская руки супруга и легонько сотрясая его за плечи. – Генри! Ну же, давай! Открой глаза, осталось немножко! Я перенесу тебя в больницу святого Мунго. Давай, на счёт «три». В холл приёмного отделения. Ты слышишь, Генри? Генри!
Но он молчал и не шевелился, когда колдунья встряхивала его. Голова безвольно откинулась назад.
– Генри! – умоляюще прошептала Гермиона. – Милый, ты слышишь меня?
– Миссис Саузвильт, – сквозь заволакивающую пелену услышала она голос монаха у себя за спиной, – лорд Генри умер полчаса назад. Мне очень жаль.
– Нет!!! – заорала Гермиона, в ужасе мотая головой. – Это ложь!!! Этого не может быть! Генри! – она продолжала трясти безжизненное тело с фанатичным блеском в слезящихся глазах. – Генри! Очнись! Пожалуйста, всего только пять минут! Ещё всего пять минут! Всё будет хорошо! Генри, Генри! Не-е-ет! Не-е-е-е-ет!!!
Вокруг что-то говорили тихими голосами. Кажется, магглов предупредили и что-то объяснили им. Кажется, все в этой комнате сочувствовали её утрате, кажется, её понимали. Но ей было плевать на всё это. Для неё сейчас в целом мире была только она сама – и страшная правда, в которую колдунья отказывалась поверить.
Кто-то взял её за плечо, но она вырвалась, кто-то предлагал воды, но она отмахнулась. Ужас начинал сменяться бессильной яростью.
Сквозь стену в комнату просочился граф Серж. Гермиона всё ещё трясла тело супруга, не замечая ничего вокруг, отторгая очевидное всеми силами, которые у неё ещё оставались.
– Генри! – содрогаясь от рыданий, простонала она. – Нет!!!
Страшная судорога в животе заставила Гермиону выпустить тело и скорчиться, сгибаясь пополам. С губ сорвался вопль боли. От впившихся в пол, на который она упала, пальцев заклубился в воздухе чёрный, густой туман.
– Успокойся, ведьма! – резко сказал граф. – И побереги своего ребёнка. Это единственное, что ты можешь сделать сейчас.
– Неправда!!! – взвыла Гермиона, поднимая взгляд горящих, пламенных очей. – Нет! Ненавижу… Всех! Ненавижу!!!
– Ненависть – очень хорошее чувство, – хладнокровно продолжал призрак. – Могучее. Тем более для тебя. Но не трать последние силы. Тело твоего обидчика разорвали голодные волки, тебе некого больше ненавидеть. Но ещё есть, кого беречь.
Гермиона подняла на него взгляд мутных глаз и с трудом, хватаясь за край кровати, встала на ноги.
– О, ЗАЧЕМ, ЗАЧЕМ, ЗАЧЕМ?! – вдруг прокричала она, обводя притихших окружающих бешеным, диким взглядом. – ЗАЧЕМ Я УБИЛА ЕГО, – крик сорвался в стон, и Гермиона без сил опустилась на колени, – так быстро?..
КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ
Варава Валентина
Дочь Волдеморта. Часть IV: Возвращение героя
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ: Возвращение героя
Глава I: Снег
Снег шёл всю ночь. Белое одеяло раскинулось кругом, скрыв всю грязь, все изъяны местности, а вместе с ними и всё красивое, элегантное, оригинальное и необычное. Укутало пригород Лондона холодным, идеально-красивым серебристо-белым покровом. Он скрывал следы всего живого и неживого. Режущая, болезненная белизна – всюду.
Снегопад уже кончился, но редкие снежинки всё ещё срывались то и дело с неба и, кружась, опускались на белый ковёр, вплетались в него, сливались с блестящей в лучах зимнего солнца гладью.
Гермиона сидела на крыльце утонувшего в сугробах дома, укутанная в тёплую шубу и, жмурясь от холодных лучей, смотрела вдаль. Там, впереди, – поля и крыши посёлка, что располагался за ними, утопали в чистейшем снегу. Зимнее солнце сделало белый ковёр искрящимся, ярким. Больно было смотреть и сложно оторвать взгляд от этого блеска, от этой бесконечной белизны.