– Ты пришёл, чтобы предложить мне работу?
– Чтобы напомнить тебе, кто ты.
– Даже я этого не знаю, – помрачнела Гермиона.
– Знаешь, – Люциус поднялся, поставив пустой стакан на пол. – Что ж, мне пора.
– Как, уже?! – Гермиона тоже встала.
– Я всё сказал, – усмехнулся колдун. – Подумай над этим. – Он чуть наклонился вперёд, взял её руку и поднёс к губам.
– Я провожу тебя. – Гермиона растерянно сделала несколько шагов вперёд.
Люциус не сдвинулся с места, и теперь ведьма стояла к нему очень близко. С ней происходило что-то странное.
Старший Малфой пристально смотрел в её глаза.
– Люциус, я…
Она запнулась. Рука тёмного мага скользнула по телу Гермионы, и он легко обхватил её за талию. Всё ещё пристально глядя в карие глаза.
Через секунду, позабыв обо всём, ведьма впилась в его губы жадным страстным поцелуем. Люциус отвечал ей грубо и требовательно. Халат распахнулся, и бывший любовник без сопротивления повалил Гермиону на диван.
– Мама… Джинни… – задыхаясь, прошептала ведьма. Её разум совершенно помутился, все соображения и доводы логики отступили перед каким-то животным, едва ли не звериным порывом. Вспыхнул позабытым жаром кулон Когтевран на груди. Не в силах сдержаться, Гермиона обхватила ногами бёдра человека, который как никто должен желать ей самой мучительной и долгой смерти за то, что она сделала с его семьёй. – Наверх, в комнату, – отрывисто выдохнула ведьма, с силой прижалась к нему, и они трансгрессировали в её постель.
Плохо слушались застёжки на мантии и пуговицы на рубашке. Гермиона совершенно не соображала, что и как делает. Она вся дрожала от проснувшегося от долгой спячки желания. Голова шла кругом.
Они не говорили ни слова, яростно набросившись друг на друга – как безумные, как дикие звери. То и дело Гермиона ловила непроницаемый взгляд серых холодных глаз – от него мороз пробегал по коже, но она ещё сильнее заводилась из-за этого. Ведьма будто припала к источнику после долгой томительной жажды – и ненасытно глотала воду, давясь ею, рискуя захлебнуться, но остановиться не могла.
Почти час они яростно упивались друг другом. Наконец наследница Тёмного Лорда устало откинулась на грудь старшего Малфоя, тяжело дыша и едва переводя дух. Она чувствовала, как восстанавливается его дыхание. Мускулистая рука со зловещей Чёрной Меткой обнимала её обессилившее тело.
– Это входило в план mon Pére? – через некоторое время спросила Гермиона, задумчиво глядя в потолок. Люциус не ответил. – Молчишь? – с оттенком горечи добавила она через несколько секунд.
– Ты что-то имеешь против? – подал голос её любовник.
– Нет, я привыкла, – невольно усмехнулась Гермиона.
Сжимавшая её рука скользнула ниже, и ведьма застонала, прижимаясь к Люциусу спиной. Его губы впились в её шею.
– Гермиона! Мы дома! – раздался из гостиной громкий голос миссис Грэйнджер, и колдунья вздрогнула от неожиданности и внезапно накатившей волны наслаждения. Перегнувшись через Люциуса, она подняла с вороха одежды его волшебную палочку и направила на дверь.
– Коллопортус!
Люциус сел на кровати и резко развернул Гермиону к себе.
– Это, – он пристально смотрел в её глаза, – не твой мир, Кадмина. Ты – не такая.
– А какая я? – тихо спросила она, тщетно пытаясь увидеть мысли за каменным барьером его глаз.
– Хочешь откровенности? – усмехнулся Люциус, подталкивая любовницу назад и вновь овладевая её телом. – Ты – ведьма. – Он двигался резкими, сильными толчками и говорил то отрывисто выбрасывая слова, то понижая голос до свистящего шёпота. – Надменная, самовлюблённая, эгоистичная. Если ты пытаешься бороться с этим – ты мучаешься, чувствуешь неудовлетворённость, злишься. А когда необузданная, дикая ведьма вырывается на волю – ты чувствуешь счастье, свободу и страх. Ты слишком привыкла сдерживать себя. Твои моральные принципы, твоя человечность – отравляют тебя. Этот рационализм в тебе не только от воспитания, он в тебе от Тёмного Лорда. Но иногда материнская кровь берёт верх. Ты никогда не видела, как Белла убивает?
– За… мол… чи… – простонала Гермиона.
Губы Люциуса расплылись в усмешке, и он остановился, нависая над ней. Гермиона застонала и подалась вперёд.
– Тебе нужно расслабиться, Кадмина, – он сделал ещё несколько быстрых грубых движений, – хватит разыгрывать из себя маггловскую домохозяйку!
– Ты должен меня ненавидеть, – внезапно выдохнула Гермиона, сжимая его руки повыше локтей и пристально глядя в глаза.
– Ненависть – удел слабых, – усмехнулся колдун.
– Ты уверен? – с вызовом спросила она.
– Ты считаешь меня марионеткой, Кадмина, – с иронией сказал старший Малфой. – А ведь ты относишься ко мне так, как я того хочу. Я мог бы заставить тебя меня возненавидеть. Или вовсе не замечать. Или влюбиться, – саркастично улыбнулся он и сел, потянув её на себя. – Только тебе не нужно сейчас влюбляться.
– Ты заботишься о себе или обо мне? – губы Гермионы расплылись в улыбке, и она сложив руки у него на плечах.
– Не обольщайся. Но мне нравится играть с тобой.
– Даже так?
– Это всегда было так. И тебе тоже нравится это.
– И ты можешь играть со мной после того, что я сделала? – Глаза Люциуса были абсолютно непроницаемы.
– Так даже интереснее, Кадмина, – после полуминутного молчания ответил он. – Конечно, если твоим уделом не станет садовая магия. В этом случае ты потеряешь для меня всякий интерес.
– Это угроза?
– Совет. Подумай.
– О тебе?
– Прежде всего, о себе. Тебе ведь тоже нравятся эти игры…
Люциус отстранился и подхватил с пола рубашку. Гермиона тоже отыскала свой халат. Одевшись, они степенно спустились в гостиную.
Там ужасно бледная миссис Грэйнджер с трепетом наблюдала за тем, как Етта, под надзором Джинни, играет с огромной чёрно-оранжевой коброй. Увидев Гермиону и Люциуса вместе, младшая Уизли едва заметно усмехнулась.
– Переговоры удались? – весело спросила она.
– Ах ты, ведьма! – возмутилась Гермиона. – У вас тут всё по планам?!
– Ну что ты, сплошная импровизация, – хмыкнул Люциус Малфой, набрасывая плащ. – Миссис Грэйнджер, всего доброго. Не переживайте так, это абсолютно безопасная змея. Джина, Кадмина, – он кивнул волшебницам, – всего хорошего. И вам, мисс Саузвильт, – усмехнулся Люциус Генриетте и трансгрессировал под громкое «Ох!» миссис Грэйнджер.
– Как поболтали? – насмешливо спросила Джинни. – Плодотворно?
Гермиона хотела съязвить, но запнулась – Етта, сжимая маленькими пальчиками переливчатую кожу змеи, вдруг явственно прошипела:
– А это моя мама, Алира.
Глава XIV: Пока не меркнет свет, пока горит свеча...
Гермиона чувствовала, что этим утром действительно завершился её траур. Она больше не была безутешной вдовой Генриха Саузвильта – она опять становилась собой. И ощущала за это вину.
Почти весь день Гермиона просидела в своей комнате. Перебирая волшебные фотографии, она наткнулась на маггловский лазерный диск. Это был сборник любимых песен Лёшки, васильковского помощника следователя, подаренный ей когда-то в России.
Гермиона смутно помнила завершение того страшного дня. Но она знала, что до прибытия волшебников и близких, васильковские магглы всячески помогали ей. Впоследствии Гермионе стало известно, что им даже не корректировали память – это было чревато пагубными последствиями ввиду сильного отпечатка, наложенного на всех случившимся, и глобальности необходимой для устранения воспоминаний подложной истории. Да и не имело большого смысла. Так что история заезжей ведьмы обещала стать преданием карельской деревеньки.
И, несмотря ни на что, их с Генри очень полюбили там…
Сейчас молодая волшебница включила найденный диск и долго сидела со смесью странных чувств, слушая советский рок.
…Когда опустишь руки,
И нет ни слов, ни музыки, ни сил –
В такие дни я был с собой в разлуке,
И никого помочь мне не просил.
И я хотел идти куда попало: