* * *
– Ответишь на мой вопрос? – спросил Люциус полутора часами позже, когда не осталось уже никаких сил, и они блаженно растянулись на широкой постели четы Малфоев.
– Постараюсь.
– Помнишь тогда, перед Пасхой, ты захотела, чтобы я уехал? – Он лежал на спине и смотрел в потолок, а молодая ведьма покоилась у него на груди, полуобняв ногами разгорячённое нагое тело. – Почему? Из-за твоего будущего мужа?
– Нет, – помолчав, ответила Гермиона. – Не совсем из-за него, – она снова ненадолго умолкла. – Знаешь… я должна признаться кое в чём. Я ведь ждала от тебя ребёнка.
Она почувствовала, как напряглось под ней его тело. Некоторое время продлилось тягостное молчание. Гермиона лежала на его груди, наблюдая за тем, как от её дыхания подрагивают редкие светлые волоски. Его сердце, на долгие полминуты провалившееся куда-то и затихшее, опять начало биться ритмично и равномерно.
– Хм, – нарушил тишину старший Малфой, и Гермиона почувствовала по интонации усмешку на его губах, – я смотрю, это хобби у тебя такое – убивать моих детей? – саркастично отметил он.
– Ты не можешь быть таким циником, это просто невозможно! – простонала Гермиона, утыкаясь лицом ему в подмышку.
– В этом мире нет ничего невозможного, – хмыкнул её любовник.
– Но есть же какие-то…
– Границы человеческой подлости? – оборвал её Люциус. – Это беспредельная субстанция. Абсолютно. Милая моя, ведь ты же тоже пришла сюда. Считая, что я лишь исполняю приказы Тёмного Лорда, тогда как на деле жажду тебя растерзать. И ты пришла. – Он обхватил её руками и сел, разворачивая ведьму к себе. – Так какие же границы, Кадмина? – Его глаза блестели задором. – И не вздумай говорить, что это ужасно – иначе левитирую тебя в камин и отправлю к магглам! – расхохотался он.
Гермиона тоже засмеялась.
– Давай я сделаю тебе массаж, – внезапно предложила она.
– Какие услуги, – усмехнулся маг, ложась и переворачиваясь на живот. Гермиона заскользила пальцами по его широкой спине, вырисовывая невообразимые узоры. – Хочешь, я введу тебя в высшее магическое общество? – через некоторое время спросил Люциус голосом, напоминавшим мурлыканье сытого кота. – Там, конечно, серпентарий, но первое время довольно интересно.
– Ты введёшь меня? – спросила ведьма, низко наклоняясь вперёд и дотрагиваясь грудью до его тела. – А как же тётя?
Люциус повёл плечом, сдерживая досаду.
– Нарцисса свой выбор сделала. Теперь я ничего ей не должен.
– Ты сердишься? – осторожно спросила Гермиона, усердно массируя его упругую кожу.
– Какие изумительные слова ты подбираешь, Кадмина, – хмыкнул её любовник. – Сержусь ли я? Я взбешён! Нарцисса поставила меня в идиотское положение! Открыто и вызывающе. А я думал, что хорошо знаю свою жену…
– Это я виновата.
– Возможно, – странным тоном протянул он. – Но я не ожидал от Нарциссы подобной реакции. Таких поступков. Она неприятно удивила меня. И хорошо ещё, что Тёмный Лорд спустил ей всё, что она наговорила! – Люциус выдержал короткую паузу. – Не могу определить с уверенностью, как ты относишься к моей жене, Кадмина, – задумчиво сказал он затем, – но сам я к ней привязался. Есть вещи, с которыми не играют. И люди, с которыми не стоит шутить. Даже в такой ситуации. Хотя, разорви меня грифон, я бы и сам сказал сейчас Нарциссе пару ласковых! Не ожидал, что она меня так подставит…
– Люциус, – через некоторое время игриво наклонилась к его уху Гермиона, продолжая усиленно массажировать широкие плечи, – ты со мной откровенничаешь?
Он немного повернул голову в сторону и посмотрел ей в лицо.
– А нельзя? – спросил он с ухмылкой. Гермиона, уже совсем лежавшая на его спине, сползла немного на кровать.
– Это дорогого стоит! – протянула она.
– Подарок, – блеснул глазами волшебник, поворачиваясь на бок. – В ответ на твоё признание.
Гермиона не смогла сдержать ироничной усмешки.
– Неравносильный, понимаю. Считай его авансом, – он, не отрываясь, смотрел в её глаза и продолжал едва заметно усмехаться.
– Теперь я тебе должна? – прищурилась Гермиона. – Что же?
– Ещё один массаж.
– Всего один?
– Я сегодня несказанно щедр, – Люциус поднял руку и задумчиво провёл тыльной стороной ладони по её губам. Он пристально смотрел ей в глаза и молчал. Лёжа рядом, опершись головой на согнутую в локте руку, он начал наводить указательным пальцем, едва касаясь кожи, очертания её лица: со странным выражением, будто скульптор или художник в момент работы.
– О чём ты думаешь? – тихо спросила Гермиона через какое-то время.
– Вы перегибаете палку, миссис Саузвильт, – внезапно расхохотался Малфой-старший, – таких массажей ещё не изобрели!
– Мерлин Великий, как же я по тебе скучала! – не смогла сдержать избытка внезапно нахлынувших чувств Гермиона, расплываясь в довольной улыбке.
* * *
– Ну, дорогая, скажи «мама», – Гермиона сидела на ковре перед малышкой и прятала за спину её любимого плюшевого кролика, – и мама отдаст тебе Тото!
– Мама! – прошипела Генриетта.
– Ну, милая, скажи это так, как я.
– Мама – смешная! – снова зашипела Генриетта и засмеялась. – Дай!
– Моя госпожа слишком переживает, – прошипела свернувшаяся рядом кольцами Алира.
– Дай! – вторила ей малышка и захлопала в ладоши. – Алира – хорошая! Скажи ей! Мама расстраивается.
– Маленькая госпожа должна стараться говорить так, как люди.
Етта состроила недовольную рожицу и, плюхнувшись на ручки, быстро поползла вокруг Гермионы, хватая своего кролика.
– Тото молчит, и его все любят! Я тоже буду молчать! Мама говорит много непонятных слов, хотя может говорить понятно!
– Что она хочет? – не выдержала сидевшая рядом Джинни. – Переведи!
– Говорит, что на парселтанге все слова понятные и что она вообще будет молчать, раз мы такие вредные, – простонала Гермиона. – Ну что же это такое?!
– Тото хочет кушать, – зашипела Генриетта. – Мама, покорми Тото!
– Мама покормит Тото, если Етта попросит по-английски.
– Что? – несколько раз хлопнула ресницами малышка и вопросительно посмотрела на Алиру.
– Не знаю, – прошипела змея в ответ. – Вероятнее всего, она хочет, чтобы вы сказали что-то по-человечьи.
– Алира, скажи маме, что она вредная! – досадливо хлопнула ручками по полу Генриетта. – Вредная, вредная мама!
– Вредная Етта! – в сердцах прошипела молодая ведьма.
– Мне нужен переводчик!!! – взорвалась Джинни Уизли, вставая с дивана. – Это просто дискриминация!
– Вирджиния весёлая! Смотри, она сейчас обрадуется, – зашипела малышка Алире, и, осторожно поднявшись на ножки, пошатываясь пошла прямо к Джинни.
– Великая Моргана! – просияла рыжая ведьма, кидаясь к ней. – Моя умничка!
– Вирджиния, покорми Тото! – замахала руками девочка. – Ам! Тото! – добавила она потом по-английски.
– Аааа!!! – подскочила Гермиона. – Она разговаривает! Разговаривает!!!
– Мама – странная, – задумчиво прошипела Генриетта, которую Джинни подхватила на руки, – если «ам», – она опять с трудом выдавила это слово по-английски и взмахнула ручками, – ей кажется понятнее, чем всё остальное…
– Что ты смеёшься? Гермиона! – негодовала Джинни. – Что она сказала? Гермиона! Даже твоя змея, кажется, хохочет! Это нечестно!!!
* * *
Робби чувствовал, что что-то не так. Его всё неотвязнее преследовало это неприятное ощущение.
Бедный парень не знал, в чём постоянно ошибается. Он всё время ломал голову над этим и только сильнее запутывался.
Гермиона снова неуловимо изменилась. Если после их первой ночи она стала фальшивой, то теперь появилось ещё и какое-то ожесточение, агрессия. Она избегала встреч и то и дело пропадала куда-то из дома одна, оставляя ребёнка с матерью или Вирджинией.
Ещё Робби очень не нравилось, что Гермиона не подпускает его к дочери. Она неизменно придумывала причины, по которым они не могут куда-то ходить вместе и бесконечные поводы увести Етту из помещения, в которое попадал сосед. По словам матери, то же самое делала и миссис Грэйнджер со своей подругой. Правда, сейчас она много работала и не так часто виделась с миссис Томпсон – но, если раньше они постоянно сюсюкали с малышкой, то теперь Стэфани видела Етту лишь несколько раз и то мельком.