Гермиона, часто дыша, приподнялась на кровати, становясь на колени и судорожно стягивая с себя платье. Путаясь в шлейках и тесёмках, натирая кожу нераспущенной шнуровкой корсета. Она отшвырнула ткань в сторону, поднимаясь навстречу своему любовнику и прижимаясь к его горячему телу.
Обдавая Люциуса пламенным дыханием, ведьма отыскала его губы и впилась в них, чувствуя вкус собственной крови из растерзанной раньше губы. Этот вкус заводил её ещё сильнее.
Они повалились на кровать. Повинуясь неясному порыву, Гермиона перекинула его на спину, усаживаясь верхом, и стала целовать грудь и плечи мужчины. Она чувствовала капельки пота на своей спине, нервная дрожь сотрясала всё тело.
Ведьма смело взялась за ремень брюк, чуть не сломав ногти о незамысловатые застёжки. Проклятая пряжка не поддавалась.
Люциус приподнялся, берясь за её локти, и рывком перевернул любовницу на спину. Он сам избавился от остатков одежды – всё так же безмолвно и лишь сверкая глазами в полутьме. Наблюдая за ловкими движениями старшего Малфоя, Гермиона наконец-то почувствовала беспокойство и лёгкий испуг.
Обнажённых мужчин ей приходилось видеть только по телевизору и то лишь несколько раз, ввиду отсутствия такового в Хогвартсе и не особо большого интереса к данному предмету ранее, когда она ещё жила с назваными родителями. Образы, навеянные ночами про́клятым украшением, были скорее осязательными, а не зрительными.
Не давая задуматься, Люциус склонился над ней, обдавая жаром покрывшуюся мурашками кожу. Он уверенно снял с неё нижнее бельё; Гермиона часто дышала, страх начал накатывать волнами.
Старший Малфой приблизился к её лицу, длинные волосы щекотали кожу. Гермиона смотрела в серые глаза, горящие вожделением, но он не торопился, и она начала успокаиваться. Рука прошлась по её обнажённому телу, осторожно, ненавязчиво лаская его. Гермиона закрыла глаза и откинула голову – он безмолвно целовал её шею, плечи, грудь… Опускался всё ниже…
Ведьма судорожно сжала простыни и издала приглушённый стон. Он развёл её ноги, продолжая ласкать внутреннюю сторону бёдер.
«Я сошла с ума!» – пронеслось в голове у Гермионы.
И в этот самый момент Люциус резко вошёл в её тело, заставив судорожно, со вскриком выдохнуть и конвульсивно впиться пальцами в его плечи.
– Дьявол! – прохрипела Гермиона, и на её глазах выступили слёзы.
Его движения замедлялись, становясь ласковее, приятнее. Боль успокаивалась, хотя несколько крупных капель успели прочертить дорожки от уголков глаз и теперь щекотали ушные раковины.
Гермиона отпустила простынь, обвиваясь руками вокруг его шеи и обхватывая ногами бёдра. Он исступлённо целовал её плечи, массировал грудь и спину грубыми, но приятными движениями.
Запустил руку в каштановые волосы, освобождая их от заколок и шпилек, распуская и растрёпывая. Его движения были уже совсем медленными.
– Ну же! – простонала она, не открывая глаз.
Он жадно впился в неё, учащая темп. Гермиона застонала громче.
Она хотела сделать что-то сама и боялась пошевелиться. Снова стало больно, она устала и уже мечтала о том, чтобы он остановился. Ведьма впивалась в его спину ногтями, прижимаясь всё крепче и крепче, чувствуя, как лишается последних сил.
Всё закончилось быстро и странно. Горячие волны растекались прямо внутри неё, она ощутила его дрожь в своём теле. И тут же руки, прижимавшие её, расслабились. Гермиона бессильно откинулась на влажную постель, устало и часто дыша. Она не могла даже пошевелиться.
Люциус осторожно коснулся её безвольных губ, притянул к себе, стаскивая с кровати мокрое покрывало, и бережно уложил на подушку рядом с собой.
Хотелось что-то сказать, сделать хоть что-то… Но у неё совсем не было сил. Ведьма прильнула к разгорячённому телу, вдыхая его незнакомый, будоражащий аромат и чувствуя, что проваливается в сон…
_______________________
1) Рада всех вас видеть. Мне вас не хватало! (франц.)
2) с удовольствием (франц.).
Глава III: В двух шагах от Рая
Гермионе снились странные сны, но она почему-то не запомнила их содержания. Первые лучи солнца старались разбудить её, но тело всё ещё сопротивлялось, хотя сознание уверенно отходило ото сна.
Странно. Такое необычное ощущение… Она шевельнулась и невольно поморщилась. А потом вдруг всё поняла.
Гермиона резко открыла глаза.
Он был тут. Лежал на боку рядом с ней, по пояс укрытый простынёй и, подперев голову рукой, смотрел на неё.
Гермионе стало жарко и холодно одновременно. Она как-то виновато улыбнулась и отвела глаза.
– Как спалось? – поинтересовался Люциус, и молодая ведьма отметила на его лице несколько насмешливую улыбочку.
– Отлично, – стараясь не замечать этого, ответила она.
– Ничего не болит?
Всеми силами пытаясь не покраснеть, она невольно натянула простыню повыше. И промолчала.
«Дура!» – сердито пронеслось в голове.
Противная усмешка наводила на мысль, что он подумал то же самое. Гермиона начала злиться.
Он молчал.
– Какого дьявола?! – не выдержала молодая гриффиндорка, с вызовом поднимая глаза и встречаясь с его насмешливым взглядом.
– Что, моя дорогая? – поднял брови Люциус Малфой.
– Ничего! – она села, заматываясь в простыню.
Гермиона предприняла попытку слезть с кровати, но была дерзко перехвачена на подступах к полу и опрокинута на матрац. Смятая простыня оказалась на паркете.
Она возмущённо замычала, проклиная себя за то, что не может изречь что-то более членораздельное. Люциус беспощадно рассматривал её при свете дня, не давая встать. Было ужасно стыдно.
– Так лучше, – наконец резюмировал он. – И куда ты спешишь, солнце моё? Ты же так рвалась… кхм, в мою постель.
От такой наглости Гермиона поперхнулась воздухом и опять глупо не нашла, что ответить. Все мысли покинули голову, оставив много свободного пространства для безграничного возмущения.
Люциус самоуверенно склонился над ней, по-хозяйски игриво лаская губами кожу на груди. Захотелось броситься в душ. Но он всё ещё не давал даже встать. Это было вовсе не приятно. Это было унизительно. Словно Гермиона была какой-то вещью, переданной в его полное распоряжение.
– Да как ты смеешь?! – наконец не выдержала она, изо всех сил пытаясь не расплакаться. – Я знала, что ты сволочь, но не настолько же! Отпусти меня!
– А насколько? – насмешливо спросил тёмный маг.
– Ты… Я… Прекрати, пожалуйста! Ты пользуешься тем, что я попала в… нестандартное положение и…
Он рассмеялся. Громко и задорно. Гермиона стиснула зубы.
– Всё же остатки мисс Грэйнджер иногда всплывают в образе Кадмины Беллатрисы, – заметил он. – Ты очень маленькая, ещё совсем глупенькая девочка, – Люциус ослабил захват, давая ей возможность подняться, но Гермиона не шевелилась, – точнее, уже не девочка. Но всё еще очень глупенькая и очень маленькая.
– А ты не боишься…
– Что ты всё расскажешь папе? – поднял бровь старший Малфой.
– Что он сам прочтёт! – огрызнулась Гермиона. К ней начало возвращаться самообладание.
– Нет. Можешь считать меня слабоумным.
– Ну, зачем же?..
Ведьма перекинула ногу через его тело, нависавшее над ней, и притянула к себе. Её руки всё еще были закинуты за голову, хотя Люциус уже не держал их.
Он невольно опустился на неё, и их лица оказались совсем близко. Колдун усмехнулся. Уже совсем не обидно.
– Кстати, – елейно отметил он, – ночью тут было много посторонних глаз.
– Что?! – вскинулась ведьма и почувствовала испарину.
– Очень много, – невозмутимо продолжал Люциус, давя на неё своей массой. – Они наведывались в течение ночи. И самые разные. Залетали на чуть-чуть и исчезали… С Рождеством, Кадмина, – откровенно веселясь из-за ужаса, возникшего в её глазах, сказал он и сел, наконец-то освобождая ведьму. – Я говорю о совах, которые приносили подарки.
– Да чтоб тебя!
– Юная наследница Слизерина смутилась?
Она не нашлась, что сказать, и лишь зашарила рукой, пытаясь вернуть простыню.