– Тебе лучше прилечь. – Генри провёл её к широкой кровати под тяжелым, золотисто-багровым пологом. Гермиону бросало то в жар, то в холод. Что-то в ней не хотело сдаваться так просто.
– Ч-ч-что это?!
– Зелье. Прости. Я старался свести до минимума подобный эффект.
– Я… сейчас… умру, – делая через слово паузу, выдохнула Гермиона.
– Маловероятно.
Гермиона упала на подушку, вжимаясь в неё лицом. Такого с ней ещё не было никогда. Казалось, внутренности сводит судорогами. Все.
Тварь билась в агонии.
Гермиона сжала в кулак складки покрывала, закусив уголок подушки. Из глаз брызнули слёзы.
– Оставь меня, – прошептала она с трудом. – Оставь, я не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии.
Гермиона всхлипнула, хотя и старалась сдержаться. Но на это не было никаких сил.
Зачем, за что, почему?..
– Глупенькая моя девочка, – тихо пробормотал Генри, положив руку на её вспотевшую спину. – Потерпи немного, я действительно старался свести на нет всякие неприятные ощущения. Всё будет хорошо.
Гермиона ещё раз всхлипнула, вжимаясь в подушку.
– Ты считаешь меня глупой, ник-к-кчемной. Жалкой. Тебе просто даже противно, наверно, на меня смотреть.
– Кадмина, ну что ты такое говоришь?
– Я совсем-совсем никому не нужна! – Она чувствовала, как зелье разъедает её изнутри. – Никому. Рон сказал, что я никому не нужна. И он прав. О-отец этого ребёнка – просто развлекался со мной. И Рон тоже… Я… Совсем…
– Кадмина, перестань!
– Не-не-могу…. Мне плохо, я умираю, кажется. И это совсем не важно – кто я. Гермиона Грэйнджер или Кадмина Гонт-Блэк. У меня совсем никого нет… Я никому не нужна… А… Мерлин… Сделай что-нибудь, я сейчас сойду с ума!!! Пожалуйста! Прекрати это!!! – она резко села, схватив своего преподавателя за руки. Свеча потухла, и в комнате было абсолютно темно. – Я согласна рожать ребёнка, правда! Прекрати это… Прекрати! Сейчас же, а-а-а-а!!!
Её била истерика. Генри осторожно обнял стонущую ведьму, но она не успокаивалась, снова и снова моля прервать действие зелья. Понимая, как это глупо…
– Тихо. Глупенькая, глупенькая моя. Всё будет хорошо. Уже совсем скоро. И не городи нелепицы, ты всем нужна. Ты слушаешь Рональда Уизли? Право же, Кадмина…
Она заливалась слезами, злилась на себя и ничего не могла поделать. А боль начала потихоньку отступать…
* * *
Сложно было понять, сколько прошло времени с тех пор, как она переступила порог этой комнаты. Царила полная темнота. Она лежала во влажной от пота одежде на подушке, спрятав лицо в ставшее уже подсыхать полотенце. Казалось, будто она прошла сотни миль. Безумная ночь. Бесконечная ночь.
Генри лежал рядом, обнимая её очень крепко – и от этого отступала тупая, ноющая боль в животе. Было очень тихо, только Гермиона иногда слабо всхлипывала, не в силах бороться с собой. Неистово трещала голова.
– Прости меня, пожалуйста, – прошептала она вдруг, сама даже не успев осознать этого. – За всё, что я устроила здесь. Я… Просто….
– Забудь.
– Генри. Я не хотела, правда. Я глупая. Я совсем не подумала о безопасности, когда… Я не знаю, как буду смотреть тебе в глаза.
Она услышала, как он улыбнулся.
– Довольно об этом.
– Правда. Я наговорила кучу глупостей. И не меньшую кучу совершила. Просто я влюбилась, наверное. А может, и нет. Я не знаю, что на меня нашло.
– Этот человек ведь не знает, кто ты на самом деле?
– Знает, – горько усмехнулась Гермиона и поморщилась. – Я… Это Люциус Малфой.
Глава X: Если капля станет морем…
Руки, державшие её, сомкнулись сильнее и отпустили. Гермиона вжалась лицом в матрац и натянула на голову подушку. Она чувствовала, как Генри сел на кровати.
– Тёмный Лорд знает?
Измученная ведьма запустила одну руку в волосы и подтянула ноги к животу.
– О том, что я жду… ждала ребёнка: нет, – она прижала к лицу запястье. От запаха собственных духов начинало мутить. – Ну, по крайней мере, я… так думаю.
Повисла звенящая тишина. Гермиона слышала только свое дыхание. Неровное, подрагивающее. И чувствовала накатывающую волнами тошноту. Она зажмурилась.
– То есть… о том, что ты переспала с Малфоем, Тёмный Лорд знает?
Гермиона резко открыла глаза.
– А в чём, собственно, дело? – Превозмогая протестующее тело, она села на постели, опираясь руками о смятые подушки. – Такое впечатление, что тебя возмущает не сам поступок, а именно мой выбор!
В царящем мраке она не видела его лица – только смутные очертания силуэта.
– Да, возмущает! – Генри резко встал с постели.
– О Мерлин! – откинулась на подушки Гермиона. – И чем же?
– Гормоны – это я могу понять! Но выбрать…
– Да в чём дело?! – от негодования Гермиона даже позабыла о тошноте и других неприятных ощущениях, оставшихся после действия зелья.
– В чём дело?!
– Да! Mon Père, значит, всё устраивает, а ты безмерно против! Или ты ревнуешь, Отелло?!
– Я богатыми мужиками не увлекаюсь, чтобы их ревновать!
Гермиона открыла рот, но так и не нашла что сказать. Вместо этого она довольно резко вновь села на кровати, отчего растерзанное тело опять пробила острая боль. Ведьма только закусила губу. На глаза навернулись непрошеные слёзы, и она непроизвольно всхлипнула.
– Кадмина, ну что ты! – он опустился рядом с ней на кровать. – Я…
– Ничего, – помотала головой гриффиндорка. – Просто очень больно. – Она спустила ноги на пол и нашарила в темноте свои туфли. – Я пойду в спальню.
Гермиона встала и оперлась на столбик кровати.
– Ты что?! Какая спальня?
– Генри, когда меня не найдут утром в комнате, будет только хуже.
– Давай я… провожу.
– Не нужно, – она накинула мантию. – Дойду.
На выходе Гермиона всё же остановилась и оглянулась. Он всё ещё сидел и не двигался.
– Генри…
– …да?
– Я… Да нет, ничего, – она слабо улыбнулась. – Спасибо тебе. За всё. И за эту ревность тоже.
* * *
К утру боль ушла, и хотя все выходные Гермиона провела в кровати, сославшись на недомогание и гам в гостиной, отвлекающий от подготовки к экзаменам, к понедельнику всё наладилось. Жизнь опять улыбалась и ничем больше не пугала в ближайшей перспективе.
О сцене, которую Генри устроил ей ночью, молодая ведьма почему-то не рассказала ни Джинни, ни даже Алире. Хотя сама долго думала об этом.
Неужели и правда ревнует? Забавно. И тем не менее очевидно. Нет, определенно, это крайне весело!
В течение недели Гермиона очень много думала о своем профессоре. Она всегда симпатизировала ему, с самого их знакомства. И он ей, пожалуй, тоже. Всё же одно дело просто быть верным по приказу, и совсем другое – искреннее расположение. Об этом действительно стоило хорошо поразмыслить…
А вот говорить на данную тему ей совершенно ни с кем не хотелось.
* * *
Тем временем дни шли, не зависимые от внутренних переживаний наследницы Тёмного Лорда. Близились выпускные экзамены и окончание школы, близилась совсем взрослая и теперь весьма застланная туманом жизнь… А ещё Гарри не переставал заниматься тем самым делом, которое было «смыслом его существования».
– Я вот всё думаю: кто из приближённых Волдеморта мог бы знать о Хоркруксах?
Это было днём, в пятницу, за обедом. Гермиона увлечённо жевала отбивную, делая вид, что именно она мешает ей ответить. Гарри продолжал:
– Просто если нет способов вычислить эти места логически, возможно, имеет смысл расспросить того, кто о них знает?
– За вечерним чаепитием? – проглотила очередную порцию пищи Гермиона. – Скажите мне, дорогая Беллатриса, а где давеча Хоркруксы уважаемого милорда вы видели в последний раз?
– Не ёрничай – есть гораздо более действенные методы допросов.
– Тоже мне выискался Мюллер!
– Кто? – поднял брови Рон.
– Ты – не обращай внимания, – снисходительным тоном посоветовала гриффиндорка. – Гарри, ну представь себя допрашивающим Пожирателей Смерти посредством Круциатуса.
– Некоторых – легко! – сквозь зубы выдавил Гарри. – Но я имел в виду Сыворотку Правды. Такой преданный Барти Крауч-младший на моих глазах выболтал всё, о чём у него спросили! И почему её не применяют на допросах официально?.. Чёрт, ведь Дамблдор тогда знал о Хоркруксах – если бы он догадался спросить…