Кэйрис позволила мне разработать дизайн трусиков, которые носим мы с Грейси. Остальное придумали она и Хлоя.
— Я все еще не могу поверить, что ты заставила Кингстонов согласиться на это, — добавляет Кэйрис, снова рассматривая варианты кружева.
— Моя лучшая подруга — одна из них. Как только я взяла ее на борт, мне не потребовалось много усилий. Никто не может отказать Линди.
Когда несколько месяцев назад мне пришла в голову эта идея, я подумала, что шансы невелики. Белье Кэйрис и Хлои такое нежное и сексуальное, но они хотели расширить границы своего маркетинга. Моя идея была связана со спортом. Этот городок и половина высококлассных клиентов из города крупнее, которые делают здесь покупки, имеют какое-то отношение к профессиональному спорту. Поэтому мы с подругами собираемся пройтись по подиуму в финале в самых дорогих кружевных и шелковых трусиках. Шортики, бикини, французские, хипстерские и стринги с местным спортивным укуклоном
До сих пор в шоке, что Бринли согласилась на стринги, но у нее действительно отличная задница, так что кто может ее винить? Бринн ежедневно тренируется в «Крусибл», тренажерном зале MMA ее отца. Эта девушка приседает так, будто от этого зависите жизнь, а ее тело просто безумие.
— А ты уверена, что твой отец не против? — подталкивает Кэйрис. Она уточняла это уже несколько раз, а я все время давала ей один и тот же ответ.
— Мне двадцать три. Мне не нужно папино разрешение, чтобы ходить по подиуму.
Кэйрис — сводная сестра отца, и замужем за младшим братом папы, Купером, но это уже совсем другая история… Ее мама вышла замуж за дедушку после того, как дядя Купер окончил школу и поступил на флот. Вот почему, хотя Каллен всего на неделю старше нас с Грейс, он наш дядя. Определенно, это незапланированный ребенок, и мы никогда не позволяем ему забыть об этом.
Кэйрис смотрит на меня глазами того же цвета, что и у Каллена. Когда кто-то из них злится, они приобретают темно-изумрудный оттенок, а ее глаза сияют, как самый темный изумруд, который я видела.
— Может, ты и достаточно взрослая, чтобы голосовать и пить, малыш, но я еще достаточно молода, чтобы твой отец мог меня убить.
— Мама ему не позволит, — закрываю свой этюдник и кладу его под прилавок, когда в магазин заходят младшая сестра Мэддокса, Кейтлин, и еще одна девушка. — Привет, Кит Кэт.
Кэйрис кивает в сторону задней части магазина, где у нее офис, и уходит.
— Привет, — Кейтлин проводит рукой по черно-белой мини-ночнушке в горошек, висящей в передней части магазина, пока ее подруга молча стоит рядом.
— Ты убьешь меня, если купишь это, малышка, — предупреждаю я.
— Эверли…, — надувается она, и ее подруга поднимает голову.
— Не надо мне тут «Эверли». Не говорю, что не продам его тебе, просто говорю, что не упоминай мое имя, если твоя мама увидит это.
— Ты не имеешь в виду моего отца? — спрашивает Кейт.
— Черт, нет, — смеюсь я. — Весь город может бояться твоего отца, но тетя Амелия пугает меня до усрачки. Дядя Сэм замирает, как только мы говорим о девчачьих проблемах. Ты видела его после ужина в прошлом месяце, когда спросила, есть ли у твоей мамы тампон? Я думала, он умрет.
Она смеется, но ее подруга все еще смотрит, поэтому я подхожу и представляюсь.
— Привет. Я Эверли. Могу я помочь тебе найти что-нибудь?
Молодая женщина с длинными темными волосами и миниатюрными тонкими чертами лица неуверенно смотрит на меня.
— У тебя красивое имя, — она улыбается и добавляет. — Оно необычное.
— Спасибо, — отвечаю я, немного застигнутая врасплох.
— Я Беллами, — нерешительно говорит она. — Уайлдер.
Что ж, дерьмо.
* * *
Я отмокаю в ванне, когда поздно вечером звонит мой телефон, и, не буду врать, я более чем удивлена, увидев имя Кросса, мелькнувшее на экране.
— Привет, здоровяк, — отвечаю и подключаясь к FaceTime.
О боже… Кросс лежит, как понимаю, в гамаке на улице, судя по сумрачному солнечному свету и мягкому покачиванию телефона. Под его подбородком примостился пухленький малыш, завернутый в красно, темно-синее муслиновое одеяльце. Не могу объяснить, как замирает мое сердце от этого восхитительного зрелища.
— Привет, Золушка, — доносится его усталый голос.
— Кто это у тебя? — спрашиваю, балансируя своим телефоном, чтобы убедиться, что он видит только мое лицо, а не пип-шоу из ванны с пузырьками.
— Ты в ванне, Эверли? — его губы приподнимаются в сексуальной улыбке, которая заставляет меня задуматься, является ли мой вибратор водонепроницаемым.
— Может быть. Ты на качелях? Телефон двигается.
— У Джекса режутся зубки, и это делает маленького человечка несчастным сегодня. Движение гамака всегда вырубает его. Почти уверен, что в одну из этих ночей я буду спать здесь, — он прижимается губами к тонким волосам на голове сына. — Как дела? Как работа и тренировки?
— Тренировки прошли легко. Команда уехала на выходные, так что неделя будет более простой. Работа была… — думаю о своем неожиданном клиенте. — Ну, это было немного интереснее.
— Да? — что-то есть в его голосе сегодня.
Он звучит устало.
Почему усталость звучит сексуально?
Мой белый лебедь зевает, вытянув руки над головой: «Потому что он устает, заботясь о семье. Нет ничего сексуальнее, чем мужчина, заботящийся о тех, кого он любит».
Мой черный лебедь закатывает глаза, прежде чем выгнуть спинку: «Оргазмы сексуальнее».
Но сейчас не думаю об оргазмах.
Сейчас думаю только о том, как бы мне хотелось тоже лежать в его объятиях.
К черту мою жизнь.
— Эверли… — Кросс словесно подталкивает меня.
Упс.
— Я сегодня познакомилась с твоей сестрой.
— Правда? — он улыбается, прежде чем нахмурить брови и наморщить лоб. — Какого черта она делала в магазине?
— Большинство женщин покупают белье в магазине нижнего белья, Кросс, — тихо поддразниваю я.
— Женщины покупают белье, чтобы их мужчина увидел его. У Беллами нет мужчины… или женщины, — его улыбка исчезает с лица.
Теперь моя очередь улыбаться.
— Женщины покупают белье, чтобы чувствовать себя красивыми для себя, не для мужчины. Не для партнера. Конечно, приятно, когда кто-то другой может это оценить, но сначала нужно суметь оценить это для себя.
— Я уже говорил, как невероятно сексуальна твоя уверенность в себе, Эверли? — рычит он, и я чувствую бас в его голосе от самых кончиков пальцев ног до макушки головы, и это божественное ощущение.
— Нет… ты этого еще не упоминал, — не говорю ему, как мне нравится, что он это сказал.
— Это невероятно привлекательно. Это первое, на что обратил внимание в тот вечер в «Уэст-Энде». Я слушал, как ты разговаривала с барменом…
— Мэддокс, — перебиваю я.
— Да, с ним. Я не повернулся, чтобы посмотреть на тебя. Я просто слушал, как ты с ним споришь, излучая уверенность в себе, не терпела его дерьмо…
— На самом деле он меня не доставал, Кросс, — говорю в ответ.
— Может, хватит меня перебивать? — дразнит Кросс, его голос лениво ласкает мою теплую кожу. — Это моя память. И помню, как ты надрала ему его задницу, и подумал: «Черт… Я должен узнать эту женщину».
— О да… Ну, думаю, ты узнал меня.
— Уверен, что даже не расколол скорлупу.
Крошечный кулачок Джексона вырывается из одеяла, и он испускает жалобный крик.
— Я поговорю с тобой позже, здоровяк.
— Спокойной ночи, Золушка.
Наш разговор заканчивается, бросаю телефон на стойку, а затем погружаюсь под воду, надеясь заглушить шум в голове. Потому что сейчас, уверена, было бы слишком легко упасть сильно и быстро. Не уверена, что смогу позволить себе это сделать. Не снова. Даже ради него.
Привет, шайбовая стая
В пятидесятых была «крысиная стая». В восьмидесятых была «стая сорванцов».
Есть ли у нашего десятилетия «Шайбовая стая»?