Вот – тот самый момент, когда ему следовало засветиться голубыми огоньками, прогрохотать могучим голосом, изменить реальность (он же главный бог этого мира, в конце-то концов), победить Врага и приказать Клоду извиниться передо мной.
Но ничего не происходило. Яма хранила гробовое молчание. Пещеру освещала магия, прилипшая к стенам. Клод и Враг вели битву не на жизнь, а насмерть, и металл очевидно проигрывал черноте. Тинхе не стеснялся использовать магию. Клод не всегда успевал уворачиваться, но не смел покидать позицию. Не теперь, когда у Врага особый меч против Лёши и заклинание запечатывания против Атроса.
Атроса, который продолжает спать.
Что, блин, я упускаю? Почему Клод не побеждает, почему Лёша не стоит рядом с магическим арсеналом из своих «колыбелей», почему Атрос до сих пор не вышвырнул Врага из Центра и не спас меня?
И только я задумалась о том, почему все не происходит так, как в волшебных зеркалах других Избранных, как до меня дошло. Чуда не произойдет.
Лёша не придет в самой ответственный момент. Атрос не проснется, а Клод не одолеет Врага. Бог меча и наездов на меня сражается не потому что надеется победить. Просто других вариантов нет. Он защищает своих друзей и свой дом. Единственная надежда, что у него осталась — это я. Я, которая сидит и ничего не делает, потому что ждет чуда от других. А чуда не будет.
Если я не поднимусь и не сделаю всего сама.
Избранная — это не когда сидишь в золотом дворце, а вокруг мужчины с опахалами. Избранной не приносят все на блюдечке. Она должна бороться за лучшую жизнь. Не только за свою, но и за чужую. Ее друзья — не орудия для достижения целей и не потенциальные костыли для победы. Они те, ради кого она пойдет на все.
Избранная — это когда ты встаешь и что-то делаешь. Избранная спасается бегством только для того, чтобы вернуться и нанести противнику сокрушительный удар. Даже если это означает собственную гибель. Потому что поступок ничего не значит, если он вам ничего стоил.
Звякнул меч, отлетая по другую сторону от меня и ямы. Но я не стала задаваться вопросом, смогу ли добраться до оружия, прежде чем Враг кинет в меня магией. Я вообще больше в руки ни одного меча не возьму. Их постоянно отбирают.
Я сосредоточилась на том чтобы встать на дрожащие ноги.
Это золотая магия, и я такой же ее носитель, как и Тинхе.
И только собрала себя в цельную Избранную, как звон клинков стих. В застывшей тишине прозвучал скрипучий стон Клода, следом – лязг железа, и холодный голос лэйтарца:
— Ты будешь наблюдать.
Враг пронзил плечо бога-статуи мечом, пригвоздив лезвием к скале. Что-то темное, с оттенком фиолетового цвета, обрушилось на Клода, повергая металлическое тело в болезненные спазмы. В следующее мгновение оно затряслось, раня себя о меч еще сильнее.
— Хватит! — не выдержала я, плюнув на эффект неожиданности. – Прекрати!
Враг не отреагировал. Я не имела для него значения.
«Будь со мной, Малыш» — попросила я, и, возомнив себя питчером, влепила Врагу промеж лопаток золотым комком света, что насобирала с Атроса.
Враг потрясенно замер. Большая часть магии разбилась о его волшебные одежды, защищенные античарами. Но все же часть достигла цели: он отвлекся от металлической цели. Бурая пыльца, мучающая Клода, осела на землю.
Мужчина в черном повернулся ко мне.
— Кто это сделал? — взгляд Тинхе застыл над темнеющим провалом ямы.
Лэйтарец продолжал отказываться видеть во мне противника.
— Я, это сделала я! — Конечно, меня одолевала злость. И это было лучше, чем страх или отчаянье. — Может, теперь оставишь в покое моего бога и сразишься со своим естественным врагом?
Взгляд мужчины скользнул мне за спину, потом к выходу из пещеры. Он явно выискивал в кого-то еще. Не обнаружив, уточнил:
— С кем же, Дробь?
Ну, все!
— С Избранной, — ударила я себя в грудь. — Со мной, блин! Сражайся со мной.
Магия разливалась по моему телу. Руки светились концентрируемой энергией. Этого должно было хватить, чтобы Враг понял. Чтобы увидел во мне равную.
Избранную сто сорок семь дробь два.
- 17 -
Черные зрачки Врага сузились.