— Прости. Я… Знаешь, может в следующий раз?
Я отползла назад.
Оставшуюся часть занятия я просидела на траве, наблюдая, как остальные увлеченно занимаются со своими коконами. Я не завидовала. Нет. Ну, может самую малость.
Преграда, что постепенно росла внутри, не давала подойти и взять малыша из ярких красок. Казалось, если я прикоснусь к любому из коконов, они переймут мою никчемность, «дробную» неизбранность и безмирность. Я запятнаю их блестящие скорлупки чередой судьбоносных неудач.
Хотя…
Я же брала одного из них.
— Лёша! — позвала я, опасаясь, что статуя вот-вот вынырнет из-ниоткуда.
Время подходило к концу и девушки неохотно возвращали коконы, раскладывая детенышей по местам. Улыбки, озаряющие их лица, могли бы освещать путь в темных коридорах наших комнат. Ссоры забылись, обиды прошли. Двенадцатая делилась с Сомой впечатлениями. Лариса звала вздорную Избранную на вязание крючком.
— Лёша! — парень повернулся, удивляясь, что я еще здесь. Пятая с тринадцатой как раз благодарили его за урок, чтобы после вдвоем отправиться к тренировочному плацу Клода. — А где черный кокон?
— Черный?
— Ну да, тот, что был в пещере.
Бог как-то неуверенно замялся. Странно было видеть на его лице смятение.
— Тот, что ты мне показывал. Ну такой… черный.
За спиной Лёши взметнулся коричневый плащ злобного бога.
Ой, да ладно!
— Черный?
Статуя буквально выросла из-под земли.
И после этого, они будут убеждать меня, что магии у металлического садиста нет!
— О чем она говорит, Ле'ахеш'иарс'ту?
Лёша побледнел.
— Это… Я не планировал, ясно.
— Ребят? — я вскочила на ноги, не очень понимая, чего все вдруг напряглись.
— Черный. — Смуро повторила статуя. — Оно здесь? — пустые глаза смотрели на застигнутого врасплох учителя.
Лёша нервно взлохматил пшеничные волосы на затылке, и глянул в мою сторону.
— Все не то, чем кажется. И, слушай, давай не при ней, Клод.
На лице мечника произошли странные изменения. Со второй попытки я догадалась, что эта мимика подразумевает реакцию «вздернуть брови», но бровей у статуи не было, и я получила вот эту гримасу.
— Не при ней? — переспросил он. — Ты притащил ту дрянь к нам в дом. В дом, где мы сами гости! И показал ей? После всего, что было? А теперь говоришь «не при ней»? Чем ты думал, Ле'ахеш'иарс'ту?
Клод нависал над Лёшей, оставаясь при этом полностью неподвижным. Он не дышал. Не моргал. Не шевелился. Обычно это не было заметным. Плащ полностью скрывал цельнометаллическое тело статуи, а ткань подвижна всегда. Мужчина всегда находился в движении, имитирующим жизнь. Когда же он просто стоял, это вгоняло в жуть.
— Клод, это же магия. Она не злая и не добрая, — парень указал на корзинки, где напитанные любовью Избранных, нежились уставшие коконы. — У нее нет своей воли. Воля принадлежит человеческим существам. Ты видел мою коллекцию вымирающих видов. Когда магию используют не по назначению, забывают о ней, перестают заботиться об источнике, она утрачивает мощь.
Скрежет металла пробежался по коже. Клод откинул капюшон.
— Как и мы, — подтвердил он. — Но заражение в мирах цветет и здравствует. Очень похоже на то, что золотая магия не входит в число исчезающих видов.
— Клод, это магия. Если бы мы поняли, как она работает, могли бы разработать контрзаклятье, нашли бы природного антагониста. Избранные — не панацея. Временная мера. Враг уже один раз пробирался к нам, и мы до сих пор не знаем, как.
— Мы знаем.
— Нет! Обычное предположение. Мы не знаем наверняка.
— Хватит! Забыл, что стало с Алисой, с таким же вот дублированным повторышем, как Дробь? С ее потоком. Хочешь повторения? Мало тебе мемориала скорби Атроса, что выстроил целые галереи и изводит себя ими? Избавься от этой мерзости немедленно, пока никто не пострадал, или я лично раздавлю рассадник скверны.