Это ведь театр, да? Вон, люди в сценических костюмах. Все как с обложки модных журналов. Одинаковые и одновременно разные в своей безупречной уникальности. Таких в кино только показывают. Люстра под потолком хрустальная. По стенам переливается свет. Аромат кутает запахами заграничных оранжерей. Пол усыпан цветами. Постамент с каменной аркой. Полсотни дверей, от которых ведут дорожки из черного мрамора в центр ко мне. Мужик полуголый в ливрее и с алебардой.
— Эй! — устал ждать амбал. — Двигай уже вниз, лэй.
— Какая она, лэй? Ты посмотри на нее! — крикнул кто-то снизу.
— Что там смотреть? — поддержал дугой голос. — Гони ее туда, откуда она пришла. Видно же, что она из рабочего мира. Шахты и фабрики ее удел.
— И, правда, вылитая Имари.
Перекаченное нечто смерило меня глазками-пуговками. Венка на лбу задергалась, обозначая работу мысли.
— Покажи вейос, лэй, — наставляя на меня острие алебарды. — Закатай рукав.
Я скрестила руки, изображая праведное возмущение, в то время как внутри клокотала паника.
— Фу, как неприлично. Перед вами же леди. Выбирайте слова. — Выдала я, гордо вздернув подбородок.
— Леди? — на секунду оторопел охранник. — Вы же… Нет… Если вы леди, то где ваше сопровождение?
— Свет софитов, шепот опадающих листьев и дурман грядущих дней — вот мое сопровождение, — подныривая за арку, отозвалась я. Если не юмор лучшая защита в неловкой ситуации, то что тогда вообще?
Стражник попробовал последовать за мной, но габариты не позволили. Ему пришлось маневрировать на узком переходе. Здоровый лоб с острой бандурой едва помещался на тонкой грани постамента.
— Хватит ломать комедию! Покажи знак, что тебя определяет. Иначе я буду вынужден подать заявку в комитет, — он чуть ли не притопнул ножкой от возмущения. — Где твой вейос, лэй?
— Хватит бросаться незнакомыми словами, — надула я губки, откровенно уходя в ребячество. Лучше пусть думают, что у меня с айкью равное возрасту, чем… чем дура, которая забыла, как оказалась… эм… где-то. — Я тоже так умею. Преюдиция. Превентивный. Плюрализм, а? Съел?
Последнему слову оказали поддержку пара смешков. Мужик нахмурился еще сильнее. Несколько неудачных тычков туда, где я лавировала между столбами арки, а амбал пытался достать меня алебардой, добавили еще одобрительных возгласов в мою пользу. Греческий бог в простыне начал злиться. Теперь его движения перестали быть такими безобидными. Если до этого он пытался меня ткнуть пятой алебарды, то обидный выкрик и аплодисменты на промахи, заставили его действовать серьезней.
— Имари против лэй. Вот потеха! Кто-нибудь включил люззор?
Мужик зарычал.
— Во имя Незыблемого трона Первых, замри и покажи печать вейоса.
— Нет на мне вейоса, — я хлопнула ладонью по левому запястью, потом по правому. — Мое тело — мой храм! Храм сна и обжорства, но все же, храм. Нет там никакого вейоса. Добровольно в себя иголками тыкать не дам.
— Чужестранка? — робко прошептал кто-то.
— Беглая Имари.
Амбал сдвинул брови. Лицо, состоящее, будто из одних мышц, налилось кровью.
— Было огромной ошибкой искать здесь убежище. Ты посягнула на печать, дарованную Незыблемыми.
— Да ни на что я не посягала! — взвизгнула я, пригибаясь от резкого движения. — Шуток не понимаете?
Прошла еще одна серия яростных ударов, от которых я уходила с поразительной прытью. В жизни так не вертелась! Обычно я умудрялась подвернуть ногу на ровном месте, захлебнуться чаем и застрять на чертовом колесе. Я всегда была неуклюжей. Роняла телефоны, кружки, еду. Если кипяток, то опрокидывала на себя. Если нет, то на клавиатуру. Цепочка невезений — классический сюжет моей повседневности. А тут — надо же — скачу так, будто год тренировалась уклоняться от алебарды. Мистика, не иначе.