- Ну? – обратился он к Ванде - Все? Стань моей! Богиня! Солнце! Небо! Жизнь! Стань моей! – он упал перед ней на колени и уткнулся лицом в живот.
- Не спеши, мой спаситель, у меня осталось последнее желание.
Он поднял на нее свой взор, ожидая вердикта.
- Ты сказал, что я – все для тебя: солнце, воздух, жизнь… Я хочу тебе верить. Верить, что твоя любовь сильнее, чем королевская милость, сильнее, чем бедность и другие невзгоды, сильнее, чем человеческие сплетни и предрассудки... Покрась волосы на голове и лице в синий цвет, он так идет к твоим глазам. И пусть этот цвет говорит мне о том, что ты мне ниспослан небом, морем, судьбой, которую люди назовут удачей, пусть этот цвет говорит мне о твоей верности и искренности, и пусть борода твоя станет для меня морем, а голова небом. Или это слишком для тебя?
Но для него ничего не было слишком, когда речь шла о Ванде!
Следующим утром ветер надул паруса его корабля, матросы вынесли кровать на палубу и первую брачную ночь они встретили под открытым небом, а в трюме лежало несколько ящичков с её любимыми духами.
Вернувшись домой, они сыграли пышную свадьбу. Жан сказал родителям, что Ванда родом из далекой страны, что ее род древний, но обедневший, и что она сирота, жертва кораблекрушения, которую он спас. Этим объяснялась скудность ее скарба и отсутствие приданого. Казалось, что мало кто из домашних ему полностью поверил, но оспаривать церковный брак никто не стал. На людях Ванда появлялась редко, разве что в церкви, подруг у нее здесь не было, да и откуда им было взяться. Так что соседи если в чем и сомневались, то держали свои мысли при себе. Хотя вряд ли. Слухи из-за моря доходили долго. А манеры Ванды были безупречны.
А через три месяца всем стало понятно, что Ванда беременна. И беременность ее протекала очень тяжело. Жану казалось, что его любимая жена не просто беременна, а сильно больна. Он ночи напролет, сидел у ее кровати и рассказывал ей сказки, что помнил с детства, а потом, когда она засыпала, молился всем богам, вырывая у себя клоки синих волос.
Не вымолил. Ребенок погиб во время родов, забрав с собой и мать. Он велел положить зародыш в таз и вылить вместе с помоями в сточную канаву. Потом он будет корить себя и за это. Любое существо требует погребения. Тем более плоть от плоти ее. Но тогда от горя он почти обезумел.
Три дня он оплакивал ее тело, никого не пуская в комнату, а когда лишился чувств, ее похоронили, и он, очнувшись, понял, что уже никогда не сможет ее увидеть.И тогда же он отрекся от Бога.
Он пил, кутил и нарывался на драку, он делал все, чтобы заглушить боль, но она, словно жестяная банка, привязанная к хвосту кота, не отдалялась ни на метр, а только громче звучала, заставляя бежать еще быстрей и быстрей.
Пять лет, ему потребовалось пять лет, чтобы прийти в себя, но не забыть. Через пять лет он пришел посреди ночи на ее могилу и выкопал гроб. Открыв его, он ужаснулся тому, как истлело ее тело, но не вернул его назад, а унес в дальнюю башню замка и, оборудовав там тайную комнату, поставил в его центр, как алтарь. Он знал, что это богохульство, но он не мог не поклоняться ей, даже теперь, после ее смерти. Он понимал, что никто его не поймет, ни близкие родственники, ни даже самые преданные слуги. Но, только приходя туда, и разговаривая с ней, он чувствовал себя лучше, он чувствовал единение с ней. Впрочем, родственников к тому времени у него уже не осталось: сначала ушел отец, а затем и мать. Но, занятый своим горем, он почти не заметил этой утраты. Он лелеял свою боль и одновременно пытался от нее убежать. Именно это и привело его в объятия зеленоглазой ведьмы. Но и ее колдовство оказалось бессильно. И снова он корил себя, не находя места в этом мире, постепенно превращаясь в «живого мертвеца». А потом появилась Бьянка.