Несколько центральных столов занимала компания иностранцев. Чуть в отдалении от них, за боковым столиком сидел недавний дебошир Курт. Теперь он был тих и печален. Подперев рукой голову, он внимательно слушал собеседника, сутулого господина в лоснящемся неаккуратном костюме. Перед ними стояла внушительная бутыль, из которой сутулый подливал в стакан Курту. Отовсюду слышался звон бокалов, громкие голоса, смех.
Появление Марии и Яна вызвало в салоне некоторую ажиотацию. Навстречу им из-за стола поднялось сразу несколько молодых людей, которые помогли им разместиться.
- Господа! Господа! - громогласно заявил Ян на весь салон - Нас посетила удивительная женщина! Эта прекрасная незнакомка! Она не побоялась остановить беднягу Курта, который в гневе подобен разъяренному льву! Выпьем же в ее честь, господа! Стюарт, шампанского!
Послышались хлопки открывающихся бутылок, звон бокалов.
Проводив Марию до кресла, Ян обвел компанию, лукавым взглядом.
- Ну вот, мадмуазель, позвольте вам представить нашу банду. Это Аксель Янсен, – указал он на сидящего во главе стола молодого человека лет 25. – Аксель у нас голова. Весь Льеж не мог угнаться за ним, когда надо было рассчитывать формулы сопротивления.
За столом грянул хохот, а Аксель покраснел до ушей.
- Это Аарон Меерс – при этих словах высокий худощавый господин поднялся со своего места и отвесил Марии поклон. – Аарон из нас самый серьезный. Что и говорить, военный инженер.
- Это Томас и Тео Мартинсы, - указал он на двух близнецов. – Мы называем их два Т. И тут, главное не перепутать, кто есть кто.
Мартин, Олаф, Туве, - перечислял он, - Курта вы уже знаете!
Со смешком он указал в сторону великана.
Через минуту от множества новых имен и лиц у Марии закружилась голова. Она внимательно вглядывалась в каждого, пытаясь запомнить, но это удавалось с трудом. Наконец очередь дошла до белобрысого:
- Ну, со мной все просто. Я – Ян. Ян Петерс. Сын плотника.
Маша встала, сделала легкий книксен и представилась:
- Мария Терезия Войшицкая. Путешественница. – Марии показалось, что в шумном веселье салона истинная причина ее визита в город вызовет лишнее сочувствие.
Это сообщение вызвало бурю удивления и восторга. Все зааплодировали, подняли бокалы и выпили в ее честь. Мария кинула взгляд в сторону стола, за котором играли в карты. Дипломат приветственно кивнул ей.
За дальним концом стола Аксель и Аарон уже вернулись к прерванному спору об особенностях использования креозота для пропитки железнодорожных шпал.
-Однако вы проделали дальний путь, мадмуазель. И что привело такую милую леди в столь дикие края? – тихо спросил Ян, когда все расселись по местам и вернулись к трапезе.
- Любопытство, – широко улыбнулась Мария.
- О! – протянул он, - Любопытство может далеко завести. Вы, как я уже понял, барышня не из робких, но любопытство может вам оказать дурную услугу. Вы знаете, у горцев совершенно нет чувства юмора. Чуть что сразу за нож хватаются.
Мария украдкой посмотрела на горца, сидящего за карточным столом. И действительно, на поясе его в отороченных серебряных ножнах висел широкий кинжал с полтора фута длиной. Она ничуть не сомневалась, что слова Яна чистая правда. И весь вид горца являлся полным тому подтверждением.
- Ну, будет тебе, Ян – возразил один из близнецов, - ты же прекрасно знаешь, что многие горцы образованы не хуже нас с тобой.
-Только те, что живут в городах. Да и они ведут совершенно архаичный образ жизни.
- Была у меня смешная история с этим связанная. Попросила нас как-то настоятельница католической общины сопроводить двух монашек в дальнее ущелье. Мы тогда телеграф натягивали и как раз собирались туда ехать. И вот поехали, я, эти две монашки, наш топограф, с нами еще проводник должен был быть, да он, собака, запил, и поехали сами. Приезжаем на место, ничего непонятно, одни скалы, где село, где дорога, ничего не разберешь. Все, думаю, пропали. Барышни в истерику, топограф белый как мел. Вечер наступает, а мы заблудились. Вдруг смотрю – пастух идет. Грязный, весь в каком-то рванье, на плечах безрукавка волчья мехом наружу. Что делать, я к нему. А надо сказать, что по-русски я тогда не очень-то разговаривал. Кое-как объясняю ему жестами, что, мол, заблудились, в село нам надо. Монашки тоже подбежали, помогают объяснять. Он головой покачал, палкой своей махнул, туда вам, мол, надо. Понял. Одна из монашек на радостях его за руку схватила, и давай пожимать ее. А вторая ей по-английски говорит: “Ты что, смотри какой он грязный! Не боишься, что заразу подхватишь?!”. Пастух расхохотался и отвечает ей на чистейшем английском: “Мадам, то, что я черен, не значит, что я плохо воспитан!”. Вот так вот, Ян. А ты говоришь горцы.