Как его били! В ход пошли и палки, и наскоро оторванные от лавок доски, его носили на кулаках, не давая полубесчувственному телу упасть. Плюгавый уже и не отбивался, лишь размахивал руками во все стороны, хрипя и завывая. Досталось и терцу, который только и успевал уворачиваться от сыпавшихся на него ударов, крича, что он русский, свой. Когда Митя и городовой вырвались наконец из цепких лап державших их торговцев, и кое-как разогнали толпу, плюгавый уже лежал на земле, и хоть и был весь в крови, но каким-то чудом оставался жив. Митя взвалил его на плечи (эх, пропадет форма!), и потащил в отделение. До отделения было ближе, а там уж полицейский врач, глядишь и подоспеет. За Митей под конвоем городового, понурившись шел изрядно побитый терец. И вот теперь вся их перепачканная компания предстала пред очи шефа жандармерии.
То, что плюгавый к японскому племени отношения никакого не имел стало ясно сразу после начала допроса. Разлепивши кое-как заплывшие глаза, и еле ворочая языком, он пояснил, что по нации ингуш, терец же рассказал, что драка началась из-за того, что тот де стянул у него ружье системы Бердана. Вот потому-то вопрос так некстати появившегося Шпицбарта неловко повис в воздухе, заставив Митю густо покраснеть.
Ну, все, пропала служба, - понуро подумал Митя, - шутка ли, вместо политического дела и пойманного шпиона, оказался базарный воришка. Непростительная нелепость.
Он уже набрал воздух в легкие, чтобы выпалить хоть что-то в свое оправдание, как дверь распахнулась, и на пороге появился сам владикавказский полицмейстер Николай Амвросиевич Котляревский.
-Рудольф Карлович! - расплылся он в искусно-фальшивой улыбке – Что привело вас в наши скромные пенаты? Сердечно рад вас видеть!
Шпицбарт прищелкнул каблуками и, прищурившись, обернулся к вошедшему:
- Николай Амвросиевич!– Шпицбарт изобразил некое подобие улыбки, пожимая руку вошедшему полицмейстеру - Один из филеров доложил, что ваши сотрудники отловили на базаре японского шпиона. Как вы понимаете, в виду военного положения, я обязан был самолично проверить эту информацию.
-Боюсь вас разочаровать, Рудольф Карлович! – участливо покачал головой Котляревский, - Шпион оказался обычным воришкой.
- Сам вижу, - процедил Шпицбарт. Он хотел было еще что-то добавить, но сдержался, лишь резко щелкнул тростью по паркетному полу.
-Не соблаговолите ли вы, Иван Ефимович, уделить мне несколько минут для приватной беседы? – Шпицбарт резко развернулся.
-Отчего ж! Извольте! - Котляревский посторонился, пропуская гостя вперед, и, обернувшись, подмигнул подчиненным:
-Иван Ефимыч, оформляй этих хулиганов! А вы, Митя, съездите-ка на вокзал, из транспортной жандармерии телеграфировали о трупе в ростовском поезде, найдете жандарма разузнаете все, а потом в покойницкую к Далгату. К вечеру жду ко мне с докладом.
Он вышел. В тишине кабинета эхом отдались их удаляющиеся голоса. Старый пристав вытер взмокший лоб платком и повернулся было к Мите, да того уж и след простыл.
Закрывши за собою тяжелую резную дверь кабинета, Котляревский жестом пригласил Шпицбарта занять любое удобное место. Сам же, повозившись с крючками, с наслаждением расстегнул воротник мундира. Лето выдалось на редкость жарким. Намочив платок из стоявшего на столе графина, он обтер лицо, и, усевшись в кресло, внимательно посмотрел на Шпицбарта. Появление его в управлении не столько удивляло, сколько настораживало. Между ведомствами давно и прочно установился холодный нейтралитет, но нет-нет, а удавалось иногда его приставам обскакать шпицбартовских филеров и по политической части.