Но не все еще ушли, оказывается. Кто-то прошел по коридору, открыл двери. Он не оглянулся. «Змея», — написал он.
Алина подошла к своему столу, достала из него полиэтиленовую сумку с мандаринами.
— Садитесь, — сказал Миша, начиная рисовать елочку.
— Рабочий день окончился, — сухо ответила Алина и пошла к двери.
Тогда Миша одним прыжком опередил ее.
— Я кому сказал? — сквозь зубы произнес он. — Сядь.
— А если я закричу? — с усмешкой сказала она.
— Я тебя в окно выкину.
Что-то в его лице не понравилось Алине, она попятилась и села.
Сел и Миша, продолжая рисовать елочку.
— В прошлый раз мы не поговорили… — начал он.
— Не думаю, — сказала она очень осторожно.
Миша нарисовал еще несколько веточек.
— Я не стану описывать свои страдания. — Он поднял голову. — Вам незачем о них знать. Хочу сказать только, что вы очень грубый и неинтеллигентный человек. Вы пользуетесь тем, что я не могу приказать вам… даже элементарно попросить о том, чтобы вы работали. Если бы вы понимали мое положение и уважали людей, которые вам не нужны в самом грубом смысле слова, то вы поняли бы, что мне мучительно больно видеть вас. Единственная моя вина заключается в том, что я очень робко, издалека любил вас. Так какое вы имеете право так помыкать мною?
Миша замолчал.
— Вы меня преследовали, — сказала Алина.
— Я мог быть смешным, но я не был навязчив. Просто видеть вас, не-сколько мгновений, было для меня счастьем. Я совершенно изменил жизнь, изменил себя, и этим я обязан вам. Вы палец о палец не ударили и совершили чудо. А теперь вы хотите разрушить все. Почему? Зачем вы заставляете меня так страдать?
— А зачем вы взяли меня в свою группу? — спросила Алина.
— Я не брал вас. Ваше появление было неожиданно для меня. Неужели вы и этого не почувствовали?
— Ну ладно. Я не буду больше. Теперь все? — Алина поднялась. — Мне пора идти.
— Идите. Конечно! Я вас не держу.
— Можно было поговорить по-человечески. — Алина вынула из сумочки зеркальце и внимательно посмотрелась в него. — Выкину… из окна… Я даже перепугалась. А что, я действительно так красива?
Миша молчал.
— Вы не отчаивайтесь, — Алина улыбнулась. — Взрослые люди, взрослые дела. А вы интересный. И даже очень. Настоящий мужчина. Но, к сожалению, она вздохнула, — я выхожу замуж. Или мне подумать еще, а?
— Подумайте, — сказал Миша.
— Какой здесь этаж? Седьмой? Представляю, как я лечу вместе с осколками стекла. А в газете появляется заметка: «Руководитель группы выбрасывает нерадивую сотрудницу с телом Дженнифер Лопес с седьмого этажа». Знаете что? Я все-таки подумаю, а?
— Подумайте, — повторил Миша, не глядя на нее.
— И выкинул бы? Это что-то новое, — сказала Алина и, проходя мимо Миши, взъерошила ему волосы, — безумно интересно! — сказала она с порога. — До завтра, дорогой!..
— Мне нравится этот мачо, — сказала мисс Лопес.
— Но он не мачо, — возразил я. — Он русский интеллигент.
— Все русские интеллигенты — мачо, — упрямо сказала мисс Лопес. — Я знаю. Я читала Чехова.
— Какие же они мачо? — вмешался Боря. — Они Россию профукали.
ВАРИАНТ
Сон пропадает уже тогда, когда край небес бледнеет, затем зеленеет, и все облачка, оказавшиеся на востоке, так же неуловимо меняют оттенки своей пепельности, — густая полукруглая синева вновь линяет и появляется солнце.
Ходишь, на ходу потягиваешься и зеваешь так, что скулы трещат. А посмотреть на часы — половина пятого — и пойти к маслоскладу. Там, за рядом колючей проволоки дом с огородом и сеновалом, и деревья, два тополя у калитки, а между ними качели. Хозяин дома — сверхсрочник, и каждое утро жена его, лет двадцати восьми, простоволосая, в желтом платьице, выводит из стайки корову и гонит ее по тропинке в бурьяне. И от рассвета, и от туманца, и от жены сверхсрочника с ее высокой грудью так тянет запахом холодного, ломящего зубы молока, так отдается студеностью во всем теле…
Стоять, опершись на ящик с надписью «Не кантовать. Южно-Уральская ж. д.», стоять, вертеть карабин, щелкать затвором и не вымучить, как сказать слово, да за словом еще слово?..
А она уже идет назад, волосы закалывает на ходу, вся в лучах и сырости трав, пока маленькая, как игрушка. Эх, достать бы такую игрушку…
…До качелей дошла — посмотрела — шагах в двадцати всего. Что же?
— У вас попить не найдется?
— А-а?
— Воды попить не вынесете?