Плохо… Он ощущал это. Его шотландский нос чуял опасность, как мог мало кто другой. Он знал это задолго до ночи, когда «Огню Аргоса» предстояло отправиться в очень опасные воды.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ МУЧЕНИК
«Не смерть, а некая причина создает мучеников»
ГЛАВА 7
— Послушайте, друзья мои, — сказал Миронов. — Если вы думаете, что за вами не следят, вы заблуждаетесь. Они следят за всем, в особенности за поездами. Это единственный способ добраться из одного места в другое, поэтому станции и вагоны кишат Охранкой.
Они сидели за столом втроем, увлекшись разговором и оставив наполовину съеденный завтрак. Миронов тяжело кивнул, опуская кусок заквашенного хлеба в тарелку с зерновой кашей. — В особенности за вами, — он указал на молодого британского репортера. Третий, высокий узбек-проводник, вытер остатки яичницы куском хлеба. — Иностранцы вызывают особый интерес.
— Я понял, — ответил репортер, молодой человек по имени Томас Бири. Он говорил по-русски и привлекал своего проводника, если нуждался в помощи. Он обернулся через плечо, словно пытаясь увидеть сотрудника госбезопасности, однако они были первыми, кто пришел в столовую этим утром. Было около семи, и гостиница вообще не была сильно загружена. Несмотря на это, образы худощавых бородатых людей в черных шинелях и темных Ushankas, которых он видел за свое долгое путешествие, пришли ему на ум.
— Спроси у него, к чему правительству беспокоиться о таких как я? Я простой человек, пишу о «Большой гонке» для «Лондонской «Таймс». — Бири решил переложить разговор на проводника, чтобы заняться кашей.
Миронов заговорил с полуулыбкой на лице.
— «Простой человек», — сказал он. Репортер улыбнулся в ответ. — Когда речь идет об иностранцах, простых людей здесь нет. Каждый вызывает подозрения. Я почти не сомневаюсь, что они следили за каждым вашим шагом с того момента, как вы ступили на нашу землю, друг мой. И вы должны быть очень осторожны, потому что если они узнают о том, что вы пишите и сообщаете, и им это не понравиться… — Он позволил фразе провиснуть, а затем добавил с улыбкой. — Вы могли бы попасть в тюрьму, как и я.
— Вы сидели в тюрьме? За что? — Спросил репортер Томас Бирн, глаза которого засветились от интереса.
Миронов также был молод, красив, с широким лбом, темными волосами и тонкими усами. В нем ощущалась энергия и жизненная сила, что делало его очень убедительным. Когда он говорил, его глаза словно светились темным пламенем.
— За то, что говорил то, что не нравилось правительству. Разумеется, посредством небольшого печатного станка. Если бы они обнаружили его, они бы посадили меня снова. Я только что вышел. Это был длинный срок, четырнадцать месяцев, просто за то, что я распространял листовки. Понятно, что я давно объявлен врагом государства, поэтому я не сомневаюсь, что они начнут искать меня снова. Я сказал им, что еду на юг в Новосибирск, а вместо этого отправился на восток, чтобы сбросить их со следа. Но они везде. В свое время они снова узнают, где я[31].
— Очень тревожно, — вздохнул Бирн. Ему начало казаться, что его маленькое приключение в Сибири становиться очень опасным и упрекнул себя за то, что не подумал об этом раньше. Он хорошо помнил то утро, когда его вызвал в свой кабинет сам мистер Хармсуорт и дал ему это задание.
«Итак, мистер Бирн, — сказал Хармсуорт с решительным блеском в глазах. — Я так понимаю, вы очень предприимчивый молодой человек, с хорошим нюхом на истории. Я также узнал, что вы говорите по-русски. По крайней мере, мне так сказали. Это верно?
— Хорошо, сэр. Да, я могу немного поработать. И моя бабушка была русской, и она многому научила меня в детстве.
— Отлично! Тогда у меня есть для вас работа, молодой человек. Я собираюсь превратить этот бордель в газету — и, заметьте, я это сделаю — и мне нужно что-то прямо из первых рук. Эта «Большая гонка» станет крупным событием в этом году, так что я отправляю вас, — указал он.
Глаза Хармсуорта смотрели куда-то за далекий горизонт, в такие дали, которые ни один другой человек не мог увидеть, не говоря уже о том, чтобы постичь. В разговоре он всецело приковывал к себе собеседника за счет силы воли и личной энергии, подкрепляемых его значительными габаритами. Его короткие каштановые волосы, привычно зачесанные назад и вправо, блестели на свету. На пиджаке сверкали пуговицы, как и шелковое шитье на галстуке и накрахмаленный белый воротник рубашки. Его словно окружала аура света, сияние власти и привилегированного положения, к которому он был слишком хорошо приспособлен. И теперь это сияние обволокло молодого наивного Бирна. Он тяжело вздохнул и ответил, его голос показался ему просто писком по сравнению с глубоким баритоном Хармсуорта.