– Подожди, мам. Я так устала. Мне надо подумать.
– Что же здесь думать, дурочка? Других месяцев у меня не будет. Эти – последние!
– Так, – Мелия сказала строже и приставила палец к своему виску, помассировала. – Мы обязательно повидаемся с тобой в последний месяц. Устроим поминки в один из вечеров.
– И все? – ошарашенно спросила мать.
– Сейчас уже никто не празднует все девять месяцев, мам.
– Но вы только что это сделали для отца. Вы там с ума все сошли что ли?
– Мы ошибались.
– Но почему не отпраздновать? – в голосе матери появились плаксивые нотки. – Что же плохого?
Рой пришел за подносом со стаканами и застыл, глядя на Мелию. Ее лицо перекосило от гнева. Мелия закрыла глаза, глубоко вздохнула и сказала в трубку:
– Послушай, мама, внимательно. Если бы мы с тобой были действительно близки, нам бы не нужен был повод в виде твоей смерти, чтобы общаться чаще. Мы никогда не были близки. Ты слушаешь? – Мелия подождала, пока в трубке утихнут всхлипы, – Мне всегда хотелось, чтобы мы были дружны, но этого не было. И девять месяцев ничего не изменят, к моему глубокому сожалению. Ты согласна?
– Я не знаю, – с мучением выдавила мать. – Мы должны попробовать.
– Что нам мешало пробовать все эти годы, мам?
– Я не знаю, не знаю, – мать снова зарыдала. – Почему ты так жестока?
– Потому что я все поняла. Те люди, которые важны друг другу, итак постоянно на связи, без всяких известий о скорой смерти. Все остальное – театр и показуха.
– Это не так. Я очень тебя люблю, глупышка. Но ты меня отталкивала. Я боялась навязываться, Мелия!
Мелия закрыла глаза и придержала лоб ладонью, ответила:
– Ты никогда меня не слушала, мама. Ты никогда не интересовалась мной. Чем я живу. Из-за чего я не могу заснуть. И что заставляет меня встать с кровати утром. Ты всегда говорила только о себе. После общения с тобой у меня остается только тяжесть в груди и расстройство пищеварения. Ты убиваешь мою самооценку. Ты действительно хочешь сейчас все это выяснять?
– Я не знаю. Ты всегда была такая грубиянка.
– Мне тоже очень грустно, что у нас с тобой не сложились отношения. Но они не сложились давным-давно. Надо было еще тогда их оплакать. Я считаю, для всех будет лучше, если ты проведешь это время с людьми, которых ты любишь, и которые любят тебя по-настоящему.
– Но у меня никого нет, глупышка.
– Ты уже одиннадцать лет живешь с Кеверином в гражданском браке. А как же ваши друзья? Твои подруги?
– Мы постоянно ссоримся. Ты же знаешь, я не могу проводить с Кеверином дольше трех суток, а потом выгоняю его в отель. А подруги… подруги все как одна идиотки.
– Если бы не можешь ни с кем ужиться, почему я должна быть крайней, мам?
– Не груби мне!
– Почему я должна быть крайней?
Мать оборвала разговор.
Мелия подняла глаза на Роя, который все это время так и стоял рядом. Рой спросил:
– Ты серьезно не будешь с ней видеться?
Мелия легла на диван боком, подтянула ноги и обняла себя за живот.
– Если только ради галочки, Рой.
Через неделю Мелия и Рой наконец-то собрались с близкими друзьями, с которыми не удавалось по-нормальному увидеться последние девять месяцев.
Пожизненная беременность
Моя мама, Тельза, росла любвеобильной девочкой.
«Из всех прочих, воспитание Тельзы – многообещающее, – сказал мне голос и это стало первым моим воспоминанием».
Впоследствии я назвал голос Сияющим Светом. И, несмотря на многообещающую мать, я все еще сомневался.
Бабушка и дедушка подарили ей трех щенков, чтобы удовлетворить ее стремление к общению.
Моя мама Тельза кричала и хлопала в ладоши:
– Когда я вырасту, у меня будет большущий дом!
Дедушка Гвин с удовольствием принимал участие в воспитание, любил катать Тельзу на плечах, люил слушать ее смех.
– Я рожу тебе много внуков, папа! – обещала моя мама Тельза. Сияющий Свет мне все показывал. Она бегала по дому как самолет. Соседи вечно жаловались деду Гвину. Обычно он выпроваживал их за дверь, выслушивал нотации, но ничего не высказывал своей девочке. Она радовала его душу. Дедушка Гвин работал в продуктовой компании и единственным лекарством от стресса и всех напастей считал лишь свою дочь.
– Что они сказали? Я громко бегаю?
– Нет, девочка моя, все в порядке. Это собаки громко гавкают. Но ты не беспокойся, я с ними договорился, с собаками…
Нельзя сказать, что дедушка Гвин легко отпустил дочь, когда очередной ухажер спросил ее руки и сердца. Но дед Гвин преодолел себя.
– Позаботься о ней.
– Я позабочусь о ней, – пообещал Герд и увез маму Тельзу в новый трехэтажный дом. Вскоре она забеременела.