Я почти вижу, как происходила эта дискуссия. Я представляю, как прошлой ночью она сидит на кровати и плачет из-за этого жалкого ублюдка. Представляю, как в правой руке она держит его фотографию, а в левой - фотографию со мной, Кайлом и Йеном. Она смотрит то на одну, то на другую фотографию, и останавливаясь на Доноване, спрашивает себя: "Мне просто покончить с этим сейчас, чтобы ни дня не пришлось жить без этого человека?" А потом она смотрит на наш снимок. "Или продолжать страдания, чтобы провести остаток жизни с тремя мужчинами, которые благодарны мне, как матери?"
Что я не могу представить, так это что именно заставило ее выбрать фотографию в правой руке вместо той, что в левой?
Я знаю, что если лично не увижу, что такого особенного было в этом человеке, это будет съедать меня изнутри. Медленно и мучительно грызть, добираясь до самых костей, до тех пор, пока я не почувствую то же, что и она, когда обхватывала губами дуло пистолета.
Я жду несколько часов, пока Кайл и Йен не расходятся по своим спальням, а потом иду в ее комнату. Перебираю все то, что читал ранее, любовные записки, доказательства того, что их отношения были бурными как ураган. Когда я, наконец, нахожу достаточно информации о нем, я вбиваю в поисковик Гугл его адрес, и выхожу из дома.
Я странно себя чувствую, когда беру ее машину. Мне исполнилось шестнадцать всего четыре месяца назад. Мать откладывала деньги, чтобы помочь мне купить мой первый автомобиль, но мы не успели накопить, поэтому я просто пользовался ее автомобилем, когда он ей не был нужен.
Это хороший автомобиль. Кадиллак. Я иногда удивлялся, почему она просто не продала его, чтобы купить две машины подешевле, но потом чувствовал себя виноватым за эти мысли. Я был шестнадцатилетним ребенком, а она матерью-одиночкой, которая упорно трудилась, чтобы добиться того, что имеет. С моей стороны было несправедливо думать, что мы даже отдаленно не заслуживали подобной вещи.
Уже больше десяти вечера, когда я останавливаюсь около района Донована. Этот квартал гораздо приятнее, чем тот, в котором живем мы. Не то, что бы наш район неприятный, но здесь есть личные ворота. Хотя, не такая уж это и частная территория, потому что ворота заклинило в открытом положении. Я раздумываю, не развернуться ли, но потом вспоминаю, что я здесь не для того, чтобы сделать что-то противозаконное. Все, что я сделаю - осмотрю дом человека, ответственного за самоубийство моей матери.
Поначалу трудно разглядеть сами дома. У каждого из них очень длинные подъездные дорожки и между участками очень много места. А чем дальше я еду, тем реже встречаются деревья. Когда я приближаюсь к нужному дому, мой пульс начинает отдаваться в ушах. Я чувствую себя жалким из-за того, что нервничаю, даже не увидев дом, а рука скользит по рулю из-за пота.
Когда я, наконец, добираюсь до дома, я не впечатлён. Он, такой же как все. Высокий с наклоном, заостренная крыша. Два гаража для машин. Ухоженный газон и почтовый ящик, оформленный под камень, как и стены дома.
Ожидал большего от Донована.
Я впечетлён собственной храбростью, когда проезжаю мимо дома, разворачиваюсь, а затем проезжаю несколько домов, чтобы наблюдать за его домом издалека. Глушу двигатель, а затем выключаю фары.
Интересно, он уже знает?
Не уверен, откуда он может узнать, если у них не было общих друзей.
Наверняка знает. Уверен, у мамы было множество друзей и коллег, из жизни о которой я ничего не знал.
Интересно, плакал ли он, когда узнал. Сожалел ли. Если бы у него была возможность повернуть время вспять и восстановить ее сердце, он бы это сделал?
А теперь я напеваю Тони Брэкстон. Да пошел ты, Донован О'Нил.
Мой мобильник вибрирует на сиденье. Пришло смс от Кайла.
Кайл: Ты где?
Я: Мне нужно было сбегать в магазин.
Кайл: Уже поздно. Возвращайся побыстрей. Мы должны быть в похоронном бюро завтра к девяти утра.
Я: Ты что, моя мать?
Я жду, что он что-нибудь ответит, вроде слишком рано, чувак. Но он этого не делает. Я смотрю на телефон немного дольше, желая, чтобы он отреагировал. Не знаю, почему я отправил такое сообщение. Теперь я чувствую себя виноватым. Здесь должна быть кнопка вернуть.
Отлично. Теперь вместо «не разбивай мне сердце» я пою «верни мое сообщение».
Да пошла ты, Тони Брэкстон.
Я опускаюсь ниже на сиденье, когда замечаю приближающийся ко мне свет фар. Опускаюсь еще ниже, когда вижу, как машина сворачивает к дому Донована.
Прекращаю петь и прикусываю щеку изнутри, пока жду, когда он выйдет из машины. Ненавижу, что здесь так темно. Я хочу, по крайней мере, увидеть, симпатичный ли он. Не то, что бы уровень его привлекательности должен был сыграть какую-то роль в решении моей матери покинуть этот мир.
Открываются двери одного из его гаражей. Когда он заезжает, другие двери также начинают открываться. Свет ламп освещает в гараже две машины. Он выключает двигатель Ауди, на которой приехал, а затем выходит из машины.
Он высокий.
Вот и все. Это единственное, что я вижу с такого расстояния. Вроде у него темно-каштановые волосы, но я даже не уверен в этом.
Он вывозит из гаража вторую машину. Какой-то классический автомобиль, но я не разбираюсь в марках. Машина красная и гладкая, а когда он выходит из нее, то залезает под капот.
Я наблюдаю за ним, пока в течение нескольких минут он ковыряется под капотом. Внимательно разглядываю его. Уверен, что он мне не нравится, но это само собой разумеющееся. Я также уверен, что он, скорее всего, не женат. Обе машины кажутся мужскими и в гараже нет места для еще одного автомобиля, поэтому он, вероятно, живет один.
Скорее всего, он развелся. Моей маме, наверное, понравился его район и перспектива переезда к нему, чтобы в моей жизни появился отец. Возможно, она спланировала их жизнь, и ждала его предложения, но вместо этого он разбил ей сердце.
Он проводит следующие несколько минут натирая свою машину, что мне кажется странным, ведь сейчас поздняя ночь. Может быть, он постоянно уезжает на весь день. Это, должно быть, раздражает соседей, хотя соседние дома расположены достаточно далеко друг от друга, чтобы никто даже не заметил, что творится по соседству, если только сами не захотят этого.
Он достает из гаража баллон с газом и заправляет машину. Не удивлюсь, если это какой-то особый вид газа, ведь он не заправляет машину на заправке.
Он в спешке откладывает баллон в сторону, а потом достает сотовый телефон. Смотрит на экран и подносит телефон к уху.
Интересно, с кем он говорит. Это другая женщина, из-за которой он оставил мою мать?
Но потом я все понимаю - по тому, как его рука сжимает затылок. Его плечи опускаются, и он начинает качать головой туда-сюда. Он начинает тревожно расхаживать у дома.
Человек, на другом конце провода, только что сказал ему, что моя мать умерла.
Я крепче хватаюсь за руль и поддаюсь вперед, впитывая в себя каждое его движение. Будет ли он плакать? Она стоит того, чтобы ради нее упасть на колени? Я смогу услышать отсюда, как он будет кричать в агонии?
Он облокачивается на свою драгоценную машину и заканчивает разговор. Смотрит на телефон в течение семнадцати секунд. Да, я считал.
Засовывает телефон обратно в карман, а потом, блестяще демонстрируя горе - бьет кулаком в воздух.
Не в воздух, Донован. Ударь свой автомобиль и будешь чувствовать себя намного лучше.
Он хватает тряпку, которой до этого натирал машину и бросает на землю.
Нет, Донован. Не тряпку. Ударь свой автомобиль. Покажи мне, что ты любил ее больше, чем свою машину и тогда, возможно, я больше не буду так сильно тебя ненавидеть.
Он замахивается ногой и пинает газовый баллон, откинув его на несколько метров вперед.
Ударь свой гребаный автомобиль, Донован. Возможно, прямо сейчас она наблюдает за нами. Покажи ей, что твое сердце настолько разбито, что ты больше не беспокоишься даже о своей собственной жизни.