Век кончился. Новый век принадлежит поколениям, что еще не пришли. На лотках местных рынков стоят горшки с лицами мертвого короля, со сценами славных его деяний - круглы эти горшки, и не связаны более с его временем, и в том таится истинное желание толпы.
Стойте. Остановимся сейчас. Помолимся, чтобы никогда не окончился сей день. Чтобы вечно летел пепел. Чтобы никогда не наступил день завтрашний. Вот естественное желание, честная мечта.
Сказание умирает, но гибель его займет некое время. Говорят, что король задержался на половину вздоха. И народ каждый день приходил к вратам дворца, чтобы увидеть сон об ином окончании, о лучшей судьбе.
Сказание умирает, но гибель его займет некое время.
И красный язык реки течет бесконечно. И дух короля сказал: “Я вижу вас. Вижу вас всех”. Неужели вы его не услышали? До сих пор не слышите?
Гибель Золотого Века,
Тенис Буле
Ном Кала стояла в числе многих, в молчаливой массе воинов, забывших, что значит жить. Ветер трепал гнилые меха, полосы кожи и спутанные пряди сухих волос. Тусклые, покрытые щербинами клинки висели в кривых руках, словно бесполезные мысли. Воздух забирался в чаши глазниц и со стоном летел дальше. Они походили на статуи, изъеденные эпохами, истлевшие в созерцании вечных ветров, бесчувственных дождей, ненужных потоков тепла и холода.
Всё было ненужным, и не одна она ощущала смутную тревогу. Онос Т’оолан, Первый Меч, встал на колено в десятке шагов перед ними, охватив руками кремневый меч, кончик коего был погружен в каменистую землю. Он опустил голову, как бы признавая власть хозяина, но никто не видел этого хозяина. Всего лишь горсть обещаний, давно отброшенных - но осталось пятно от этих обещаний, лишь одному Оносу Т’оолану видимое, и оно удерживает воина на месте.
Он долгое время не шевелился.
Терпение для них не бремя… но она ощущала хаос в сородичах, всплески гибельных желаний, покачивание давно сдерживаемых позывов к отмщению. Всего лишь вопрос времени - когда первый из них сломается, отвергая рабство, отвергая его право на власть. Он их не покорит. Пока что он не поступал так, и зачем думать…
Первый Меч встал, повернулся к ним лицом. - Я Онос Т’оолан. Я Первый Меч Телланна. Я отвергаю ваши нужды.
Ветер стонал, словно поток горя.
- Но вы склонитесь перед моими.
Она была поражена такими словами. “Так вот что означает склоняться перед Мечом. Мы не можем ему отказать, не можем восстать”. Она ощущала его волю, словно сомкнувшийся кулак. “У нас был шанс - до сего мига. Мы могли улететь по ветру. Он позволил бы. Но ни один Т’лан Имасс так не сделает. Нет, мы падаем в себя, все глубже, жуем себя и выплевываем объедки - вот соблазнительное постоянство ненависти и злобы, ярости и мстительности.
Он мог привести нас на край утеса, и мы не заметили бы”.
Трое Гадающих по костям клана Оршайн выступили вперед. Улаг Тогтиль сказал: - Первый Меч, мы ждем приказа.
Онос Т’оолан не спеша повернулся к югу. Казалось, горизонт стал кипящей смолой. Потом он обратился на север, где далекая туча ловила гаснущий свет солнца. - Дальше мы не идем, - сказал Первый Меч. - Дальше полетит пыль.
“Как же наши темные сны, Первый Меч?”
Такова была его сила, что он услышал и поглядел на нее: - Ном Кала, не упускай свои сны. Ответ придет. Т’лан Имассы, грядет время убийств.
Статуи зашевелились. Иные выпрямили спины, иные сгорбились, словно под ужасным весом.
“Эти статуи - мои родичи. Сестры, братья. Некому на нас посмотреть, некому нас увидеть, гадая, кем мы были и кто придал нам такую форму, чьи… любящие руки”. На ее глазах один за другим распадались они облачками пыли.
“Некому быть свидетелем. Пыль снов, пыль так и не осуществленных мечтаний. Пыль того, чем мы не смогли стать, и того, чем с неизбежностью стали.
Статуи немы? Нет, их тишина - гул слов. Услышите ли вы? Вслушаетесь ли?”
Она была последней перед Оносом Т’ооланом.
- В тебе нет гнева, Ном Кала.
- Нет, Первый Меч. Нет.
- Что же может послужить заменой?
- Не знаю. Люди победили нас. Они были лучше, вот и всё. Я ощущаю лишь горе.
- Разве в горе нет гнева, Ном Кала?
“Да, возможно. Но я должна покопаться в душе…”
- Время, - произнес Онос Т’оолан.
Она поклонилась ему и рассыпалась.
Онос Т’оолан смотрел, как Кала становится вихрем пыли. В разуме его шагала фигура, подняв руки в… мольбе? Он знал это узкое лицо, этот единственный глаз. Что может он сказать чужаку, некогда бывшему близким? Он тоже чужак. Да, некогда они были знакомы. “Но поглядите на нас теперь: оба лучше всего знакомы с пылью”.