Буян с трудом влезал на своего “скакуна”. - Хочет мне ногу раздавить!
- Расслабься, - посоветовал Геслер.
Единая Дочь сказала его разуму: - Ши’гел идет.
- Хорошо. Начнем нашу заварушку.
***
Гу’Ралл накренил крылья, облетая нависающий утес Эмпеласа Вырванного. Внутри остался один Ши’гел - он ухитрился нанести второму смертельную рану, прежде чем его изгнали из Гнезда и города. Глубокие разрезы на груди заполняла запекшаяся кровь, но жизни они не угрожали. Он уже начинает исцеляться.
Внизу на равнине фурии возобновили пожирающий землю марш. Тысячи Охотников К’эл разошлись веером, широким полумесяцем, направляясь на юг, где кипят на горизонте тяжелые тучи, постепенно пропадая из вида - солнце уже потонуло в западных холмах. На’рхук сегодня наелись, однако добыча оказалась гораздо опаснее, чем они ждали.
Смертный Меч и его слова впечатлили Гу’Ралла, насколько вообще можно впечатляться людьми; но ведь и Геслер и Буян - не совсем люди. Уже нет. Аура их присутствия почти ослепляет глаза Ши’гел. Их закалили древние огни. Тюрллан, Телланн, может, даже дыхание и кровь Элайнтов. К’чайн Че’малле не склоняются в молитвах, но если дело доходит до Элайнтов, их упорство слабеет. “Дети Элайнтов. Но мы не таковы. Мы попросту присвоили себе такую честь. Хотя не так ли поступают все смертные? Хватают богов, создают порочные правила поклонения и повиновения. Дети Элайнтов. Мы называли города в честь перворожденных драконов, тех, что первыми взлетели в небеса этого мира.
Как будто им это нравилось.
Как будто они вообще нас замечали.
Смертный Меч говорил о вызове, об отказе покоряться судьбе. В нем есть смелость и упорство воли. Смехотворные заблуждения. Я ответил на его призыв. Я дам ему свои глаза, пока остаюсь в небе. Но я не предупрежу его, что На’рхук позаботятся обо мне в самом начале битвы.
И даже если так… В память Ацил я покорюсь ему”.
Сомнения кружатся вихрем в бородатом Надежном Щите. Его сердце велико, да. Он полон сочувствия и страсти, хотя и выглядит настоящей грубой обезьяной. Но такие существа уязвимы. Их сердца слишком легко кровоточат, а раны никогда полностью не закрываются. Безумие - принимать боль и страдания К’чайн Че’малле. Даже Матрона не смогла бы. Разум взвоет. Разум умрет. Это же всего один человек, смертный. Он возьмет сколько сможет и упадет. Опустятся фальшионы - миг чистейшего милосердия…
- Хватит этого - я птичьего дерьма не дам за твои мыслишки. Ассасин, я Геслер. Твой Смертный Меч. Грядущим утром, на заре битвы, ты станешь моими глазами. Ты не улетишь. Мне плевать, как плохо тебе будет. Если ты не уподобишься голубю, подбирающему последние зернышки, когда всех нас перемелют, ты подведешь меня и весь свой род. Даже не думай…
- Я слышу твои слова, Смертный Меч. Ты получишь мои глаза. Ты взглянешь в ужасе…
- Что же, мы друг друга поняли. Скажи, скоро ли мы увидим На’рхук?
И Гу’Ралл сказал ему. Человек снова и снова перебивал его прямыми, острыми вопросами. Пока шок от его силы - смертный так легко пробил защиту разума Гу’Ралла! - постепенно уступал место негодованию, в ассасине росло и уважение к Смертному Мечу. Ворчливое, смешанное с недоверием и злостью. Ассасин не мог позволить себе и тени надежды. Но этот человек - воин в полном смысле слова. Каком именно? В нем есть безумство веры. “Ты и нас заставляешь верить. В тебя. Своим примером. Своим безумством, которым так охотно делишься.
Вкус твой горек, человек. Ты отдаешь своим горьким миром”.
***
Буян с руганью заставил “скакуна” подойти к Геслеру. - Я чую какую-то вонь. Как бы она таится в задних мыслях, на дне глубокого пруда…
- О чем ты, во имя Худа? Говори скорее, Ассасин уже летит к врагу - они разбили лагерь, я уже вижу. Огни, в середине большой огонь… много дыма… Боги, голова сейчас лопнет…
- Ты не слушаешь, - сказал Буян. - Та вонь - они что-то знают. Ганф Мач… она что-то знает, но скрыла от нас. Я заметил…
Геслер взмахнул рукой - Буян видел на потрепанном жизнью лице друга отсутствующее выражение. А потом глаза мужчины наполнил ужас. - Сбереги Беру… Буян, я вижу обломки - кучи доспехов и оружия… Буян….
- Эти На’рхук - они…
- Охотники за Костями… они нашли их, они… боги, там кучи костей! Поганые твари сожрали их! - Геслер пошатнулся в седле, Буян поддержал его рукой.
- Гес! Просто рассказывай что видишь!
- А я чем занят? Боги подлые!
Но слова унеслись прочь. Геслер мог лишь смотреть через ассасина, кружившего над полем брани, над большим лагерем, над кратером, способным проглотить дворец, над обширным пятном, внутри которого еще тлеют пеньки… нет, не пеньки. Лапы. Сожженные На’рхук все еще горят. Что за магия их накрыла? Геслер не верил глазам. Высвобождение сил садка, испепелившее тысячи? А кратер - может, сотня долбашек… “ну, у нас столько нет”.