— Вот видишь, Кеша, — Сэнсей ткнул пальцем в своего коллегу. — А ты говорил, что мы занимаемся бесполезной фигней. Сработало гадание-то!
— И как же оно сработало? — криво ухмыльнулся Кеша.
— Теперь мы точно знаем, что будем делать семнадцатого марта, — Сэнсей широко улыбнулся.
Странное это было мероприятие. Пели под гитару тут только в одном месте — в той самой комнатке без стены наверху лестницы. И делали это шепотом. Большую комнату оккупировали любители поэзии. А в остальных местах можно было застать самые разные действия — от неспешных философских бесед до задумчиво трахающейся парочки. Причем двое занимались этим самым медленным сексом, а еще трое сидели вокруг и смотрели. Нет, пожалуй что, созерцали. Подозреваю, что это тоже на самом деле был какой-то перфоманс. Вроде тантрического секса, а не просто перепихон.
«Ангелочки» разбрелись кто куда. Кирюха и Бельфегор остались среди любителей поэзии, Астарот с Кристиной примкнул к философской баталии, Макс вместе с Сусанной, которая от него теперь не на шаг не отходила, оказался в числе сидящих наверху лестницы. А Бегемот, как и мы, слонялся от компании к компании. И периодически мы с ним сталкивались.
— Башка уже пухнет, вот что, — сказал Бегемот, когда в очередной раз наши траектории пересеклись. Возле окна в коридоре. Ева забралась на подоконник и уселась рядом с большой пластмассовой куклой в клетчатом платье. Смутно даже помнил подобную из детства. Была у моей соседки, кажется. Теоретически, она должна была ходить, когда ведешь ее за руку, но у нас ни разу не получилось заставить ее это сделать. Так что в конце концов мы этой кукле устроили трепанацию черепа, чтобы посмотреть, почему она глазами моргает. А потом нам обоим влетело по первое число за это естествопытательство.
— Прикиньте, там сейчас один мужик всерьез рассказывал, что он на самом деле пришелец из далекого прошлого, кто-то вроде Чингизхана, — оглянувшись на прикрытую дверь, вполголоса проговорил Бегемот. — Про конницу свою, про трех наложниц, про какой-то улус. Да ладно! Это бы хрен с ним! Но остальные ему такие серьезные вопросы задавали, будто верят всей этой белиберде! Ну, там, один вроде как историк, он все выпытывал про форму стрел, а тот рассказывал, что вот если лепесток, то это вот это значит. А если дырку правильно провертеть, то стрела будет свистеть и пугать лошадей.
— Мало ли странного в мире происходит? — я пожал плечами. — А прикинь, он не врет, о чем бы ты его спросил?
— Про монголов что ли? — насупился Бегемот. — Это надо Алишера сюда, он все время по монголам загоняется… А у меня башка пухнет. А Саня там засел и выходить не хочет вообще.
— Думаешь, пора переместиться с тихой вечеринки на громкую? — спросила Ева.
— Так остальные же не хотят, — развел руками Бегемот.
— Дюша, а ты оставил послание на стене? — я заглянул нашему ударнику в лицо. — Может быть, поэтому тебя эта странная квартира не отпускает? И если не напишешь, то так до конца жизни и будешь блуждать по этим коридорам и комнатам…
— И слушать удивительные истории, точно! — подхватила Ева. — Все будут рассказывать разное и верить. А ты, как дурак…
— Так, все! — Бегемот нервно покрутил головой. — Я, кажется, сейчас уже во все поверю! Но давайте, чтобы все честно, да? Я напишу на стене, и мы пойдем!
— Да запросто, — хмыкнул я. Мне и правда было все равно. Тусовки и вечеринки я терпел скорее как необходимое зло, обязательный элемент светской жизни рок-музыкантов. Как когда-то всякие там группы в соцсетях. Вроде бы, и клиентов ты берешь не оттуда, а вот вынь да положь — всякая приличная фирма должна иметь живую и посещаемую группу вконтакте. Чтобы тематические посты, мемасы и доброутренние чмоки. Не группы? Странный ты… Так и здесь. На тусовки положено ходить. Не ходишь? Странный ты. И странный не в хорошем смысле, как Натаха, например. А в крайне фиговом таком. Не ходишь — выпадаешь из контекста, теряешь пульс времени, следовательно…
— Так, вот смотрите! — Бегемот показал мне и Еве карандаш. Синий. С одной стороны заточенный, с другой обломанный. Как и тот, красный, который мне Сусанна выдала. Будто кто-то сломал пачку карандашей пополам, чтобы их стало больше. — Я пишу послание! Честно-честно!
Бегемот нарисовал букву «Х». Потом добавил букву «У». Повернулся к нам, ухмыльнувшись.
— А вы не подглядывайте! — погрозил он нам. — Хотя ладно, можете смотреть!
«Художнику всякий хочет понравится. Только художник никого не любит. Посвящается Клэр. Привет Димону», — написал Бегемот.
— Все, я сделал! — победно заявил он. — Пойдемте уже!