Константин Игоревич вообще ни разу в выражениях при этом не стеснялся. Он комментировал позы и внешность своих студентов, ржал, отпускал едкие замечания. Когда кто-то пытался возразить, преходил на громовой рык и снова повторял, что недовольных он не держит.
«А хороший тренинг», — подумал я, когда препод перешел к следующему заданию, в котором потребовал, чтобы студенты показали ему небытовое оправдание позы, в которой замерли. То есть, начали двигаться максимально для себя неестественно.
— Давай-давай, шевели грабками, что ты ведешь себя, как полено! У тебя всегда такая кривая рожа, или ты просто в туалет хочешь? Если что, приплясывать в очереди в сортир — это бытовое оправдание! Ну а ты что стоишь в позе оскорбленной невинности? Тебе задание непонятно?
— По-понятно…
— Тогда почему не шевелимся? Жопка к дивану притягивает? К маме хочешь?
— Простииите…
Девушка всхлипнула, но подняла руки вверх и начала двигаться боком, изображая не то походку краба, не то еще что-то подобное. По гладкой коже струились слезы, но она не уходила.
Да уж, сильно… Может и правда, имеет смысл проверить себя на прочность и тоже прийти позаниматься. Человеческий пластилин, хм…
— Володя, можно тебя? — я так засмотрелся, что не заметил даже, как вошла Наталья Ильинична.
— Да-да, иду, — я поднялся, и мы с директрисой «Буревестника» вышли в фойе.
Глава 13
Этот разговор мы вели не в ее директорском кабинете и не в нашем офисе. Она с видом интриганки-заговорщицы увлекла меня в свою уютную каморку под лестницей и прикрыла дверь.
— Ну так как у нас дела, Володя?
Вместо ответа я расстегнул молнию на кожаной папке, с которой не расставался весь вечер, и выложил перед ней на стол несколько пачек купюр, перетянутых резиночками.
И отступил на шаг назад.
Наталья Ильинична несколько секунд созерцала свою будущую дачку с такой мечтательной улыбкой на лице, что я чуть не прослезился.
Но быстро встряхнулась, торопливо сложила пачки одну на другую, сноровисто завернула в газетный лист и запихала в сумку. Коричневую такую кожаную объемную сумку, типа саквояжа. Здесь в девяностые подобные носили только дамы пенсионного возраста. Это потом, в двухтысячных в России узнают, что если на таком вот пенсионерском саквояже болтается брендовая бирка какого-нибудь «Луи-Виттона» или, там «Гуччи», то это вовсе даже не ужас и деревня, а стильно и модно. И статусно.
Щелкнул замочек сумки. Наталья Ильинична прижала ее к груди и порывисто вздохнула.
— Ох, как сердце-то колотится, Володя, — произнесла она и посмотрела на меня.
— Вы берегите себя, Наталья Ильинична, — предупредительно сказал я и помог ей присесть на кресло. — Нам с вами еще работать и работать. Чтобы ваш «Буревестник» жил и процветал.
— Ох… — Наталья Ильинична покачала головой. — Я вот что тут думаю, Володенька… А может мы тебя официально на работу устроим? У меня есть одна ставка, зарплату, правда, не платят, но это же, как я понимаю, тебе не особо нужно…
— Вас что-то тревожит, Наталья Ильинична? — спросил я.
— Да могут же с проверкой какой прийти, — вздохнула она. — У меня сердце-то, с одной стороны, радуется, что теперь у меня тут весь день до ночи что-то происходит. И газета, и телевидение вот, и школа теперь вот. Представляете, как будет жалко, если из исполкома возьмутся проверять, а ведь я же тут должна быть одна одинешенька…
— Ну, Наталья Ильинична, что же вы скромничаете-то? — широко улыбнулся я. — Надо было давно уже сказать! Конечно же, давайте приводить официальную бюрократию в порядок! Прямо завтра утром отправлю к вам Светлану, чтобы вы с ней вместе решили, как и что оформить, чтобы любая проверка ни к чему не придралась. И чтобы вам еще и премию выписали за активную жизненную позицию.
— Ох, Володенька… — Наталья Ильинична покачала головой.
На самом деле, мне самому хотелось завести подобный разговор, просто как-то к слову не приходилось. Сейчас весна девяносто второго. По моим прикидкам, где-то очень скоро должна была грянуть приватизация. Точную дату этого события я не помнил, вроде бы летом или осенью. Зато слышал массу историй, по которым особо быстрые умудрялись отмутить себе в собственность всякие заводы, газеты, пароходы. Не говоря уже о клубах, барах и гостиницах. Судьбу этого кинотеатра я знал — он благополучно захиреет и размалится. И даже не побудет какое-то время успешным торговым центром, как другие его коллеги. Пришелся не ко двору. Оно, в принципе, понятно, место не очень-то проходное, народу вокруг живет немного, частный сектор еще этот. В принципе, даже неважно, почему так получилось.