«Цеппелины» заржали. Ян еще больше нахмурился.
— Да ладно тебе, Янчик, — я хлопнул его по плечу. — Реально, что вы такие небодрые?
— Агафонов все запорет, вот что, — буркнул Ян. — Он уже бухой, прямо с утра.
— А ты-то трезвый, как я посмотрю, — хмыкнул я.
— Так я и не собираюсь в исполком идти, — огрызнулся Ян.
— Так-так, давай продолжай, — я поставил локти на стол.
— Налить тебе? — спросил один из «цеппелинов», приподнимая из-под стола бутылку молдавского портвейна.
— По средам я тоже не пью, — мотнул головой я. — Особенно с утра.
— Они там с Кречетовым заперлись в каморке еще со вчерашнего вечера, — сказал Ян. — С утра директриса ругалась уже, что накурено. Она и так уже в последнее время косо на рок-клуб смотрит, а если Агафонов с Кречетовым Банкина подвинут, то и крыша тоже отъедет. И Марина свет Валерьевна выпрет нас всех отсюда.
— Ты мне, Янчик, вот что скажи, — я, улыбаясь, смотрел Яну прямо в глаза. — Не так давно один не в меру амбициозный рокер толкал мне весьма воодушевляющие речи, о том, как он поведет рок-клуб в светлое будущее, выведет из подвалов на стадионы… И вот это все. Не подскажешь, куда делся этот парень?
— Да нафига мне это теперь-то? — развел руками Ян. — Мне просто…
— За державу обидно? — хмыкнул я.
«Эх, крупный шкаф на тонких ножках…» — подумал я.
— Слушай, ну вот будем честны, рок-клуб для нас много добра сделал, — сказал Ян. — А теперь из-за придурка Агафонова…
— Ты так говоришь, будто Агафонов уже сел в кресло Банкина, — перебил его я. Не люблю все-таки нытиков. Реально, вот как так? То он мне вещает про переворот с собой во главе, чисто Че Гевара, в сердце огонь, в глазах — пламя мировой революции. И вот она, самая что ни на есть революционная ситуация. Казалось бы, идеально же вс складывается! И что делает Янчик в это время? Правильно, сидит в углу, глушит портвейн и гундит, что все полимеры мы уже просрали.
— А что, не так что ли? — развел руками Ян.
— Вообще-то, по правилам рок-клуба должны пройти выборы, — сказал я. — С явкой, выдвижением кандидатов и прочей демократической мишурой. Что-то я всего этого не наблюдаю.
— Так вот же сегодня собрание! — сказал Ян. — Как раз по этому поводу.
Я с минуту смотрел на Яна, пытаясь понять, что вообще у этого человека в голове. Песни у него отличные, на сцене он держится как надо. Но в жизни же… Тьфу блин, тюфяк какой-то натурально…
— Ладно, парни, — я встал. — Пейте дальше, пойду с этим вашим Агафоновым пообщаюсь.
— Он тебя на порог не пустит, — сказал Ян. — Ты же в рок-клубе без году неделя, а он с самого начала.
— Непускалка у него не выросла, — хмыкнул я и двинулся к знакомой двери кабинета Банкина.
Народу в фойе прибывало. Среди патлатых, одетых в джинсу и кожу, рокеров опасливо протискивались мамы с девочками в спортивных купальниках и коротких юбочках и румяные пенсионерки. Все-таки этот дворец культуры вовсе не принадлежал рок-клубу, тут продолжали работать всякие детские танцевальные студии, хоровое пение какое-то, зал регулярно сдавался всяким общественным организациям. Сейчас вот все толпились в фойе, потому что сцена пока что была занята и двери плотно закрыты.
«Понимаю директрису, я бы тоже нас выпер из такого козырного ДК», — подумал я. Из-под двери «рок-офиса» тянуло табачным дымом. И, кажется, не только табачным…
Я без стука распахнул дверь и вошел.
— Я же сказал, никому не заходить! — Агафонов тряхнул седеющими кудрями и грохнул кулаком по столу. Немного промазал, попал по тарелке с прилипшими к ней селедочными костями. Тарелка грохнулась на пол, но не разбилась, судя по звуку. Приземлилась на ногу.
— Ой, простите, — ухмыльнулся я. — Я неправильно зашел, да? Сейчас немедленно выйду и зайду как надо. Как тебя теперь полагается величать? Государь рок-император? Великий рок-гуру? А на коленях заползать или можно просто земной поклон отвесить трижды?
— Ты кто? — Агафонов подслеповато прищурился, покачнулся и вытянул из кармана очки. Напялил их на нос и снова прищурился.
— У меня, кстати, тот же вопрос, — сказал я, склонив голову. — Ты не поспешил креслице занять, хрен с горы?
— Кирилл, ты его знаешь? — Агафонов повернулся к Кречетову.
Они оба меня узнали, разумеется. Пьяные вообще плохо прикидываются.
— В первый раз вижу, — тщедушный Кречетов поднялся со стула, придерживаясь за крышку стола. — Молодой человек, покиньте кабинет, тут серьезные дела решаются, вам не по возрасту.
Это звучало бы даже авторитетно и убедительно, если бы язык Кречетова не заплетался. Третьим в их компании был еще один престарелый волосатик. Мне его фамилию называли, но я ее благополучно забыл.