— Так вот пару месяцев назад во сне и видела! Как пришел ты, Митрофанушку этой мордой пугать стал… А ить ты не Темный! Не Ирод Кровавый, каким рядиться перед ним хотел…
— Белый и пушистый, значит? — Я усмехнулся. — Раскусила ты меня, бабка! И не сон то был вовсе…
— А я так и поняла, — закивала старуха, обнажив в улыбке ровные и крепкие не по возрасту зубы, — Митрофанушка тоже не верил, а я, знать на своем стояла: приходил уже Светлый Дух, что Верку может излечить…
— Ты вот мне, бабушка, чего скажи, — я заглянул старухе в её бездонные выцветшие от старости глаза, — зачем ты супостату своему, Митрофанушке, помогаешь? Или не ведаешь, что у него руки уже чуть не по локоть в крови? Ты, ведь, и будущее предвидеть можешь?
— Все ж таки наказывать меня пришел? — Бабка тяжело вздохнула, завозившись на кровати. Затем скинула на пол сухие ноги в теплых вязанных носках, несмотря на жаркую погоду, и уселась на краю кровати напротив меня. — И правильно — нет мне прощения, о Великий! Я уже давно готова к Геене Огненной… Но и по другому поступить не могла…
— Ты, бабка, погоди петь «со святыми упокой»! Я разобраться хочу! Такой Дар, как у тебя, на дороге не валяется, и абы кому не дается! А взвешивать твою вину, меру, степень, глубину — совсем не я буду! Для этого другие… хм… Силы существуют. Давно ты в себе этот Дар осознала? — Я приложился к бутылке, которую продолжал таскать с собой — в присутствии старухи алкогольное отравление стремительно развеивалось.
— Тако в моей семье это издревле, — призналась старуха, — по женской линии всегда Дар передавался. Вот и меня не обошел. Только своих детей мне Господь не дал… Видать, предвидел мои прегрешения… Своих не дал, продолжила она, — а вот Верку — мать Митрофанушки, я в военные годы спасла и выходила. Она мне как дочь родная… Да и Митрофанушку я как внука любимого баловала…
— Добаловала, видать, что таким отморозком вырос! Но мать свою любит — этого у него не отнять…
— Любую кару готова принять… — Старушка виновато склонила передо мной свою седую голову. — Любила их обоих без памяти… Не смогла… И когда Верка заболела, вылечить её не хватило моих сил…
— А ты о других подумала, старая? Ведь внучок твой, любимый, к людям, хуже, чем к скотам… — Я резко сжал кулаки, вспомнив, как гребаный ушлепок обещал Зябликову присылать его супругу по частям. Почтой. Стирать таких с лица земли надо… Но я Филиппычу обещал! Пусть, сука, живет! Но… помнит, что расплата может нагрянуть в любой день и час…
Старуха еще ниже склонила голову, ничего не отвечая на мои обвинения. Она медленно сползала с кровати, видимо намереваясь встать передо мной на колени.
— Казни! — наконец прошептала она. — Нет больше моченьки моей терпеть…
— А ну-ка прекрати, старая! — прикрикнул я на нее, хватая под локоть и затаскивая обратно на кровать. — А с тобою вот как поступим: устроишься завтра же на работу! В какую-нибудь больницу. В отделение интенсивной терапии…
— Куда, Великий? — Не поняла или не расслышала старуха.
— В реанимацию! — повысил я голос.
— Так кто же меня туды возмет? — Бабка растерянно развела руками. — У меня же образования четыре класса…
— А никто тебя на место врача и не прочит. Устроишься туда уборщицей или нянечкой-санитаркой. И будешь свой Дар использовать по совместительству! Бог даст, сумеешь отработать свой грех! Чем больше людей выходишь и с того света вытащишь — там, — я многозначительно ткнул пальцем в потолок, — зачтется! И чтобы не отлынивала там…
— А как же Верка? — Вскинулась старуха. — Она же без меня умрет!
— А вот за это можешь не беспокоиться. — Я прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться. Степень моего опьянения балансировала на грани того, чтобы вновь бросить меня в пучину беспамятства. Но если я сейчас глотну из заветной бутылочки, сосредоточиться, как следует уже не смогу. Да за что же мне-то такое наказание? Видимо, тоже, за грехи мои тяжкие. Что же я такого натворил-то? Хоть убейте — не помню!
Бабкину приемную дочку я «нашел» мысленным взором достаточно быстро, да она и лежала в соседней с бабкой комнате. Я просо не дошел до нее. Степень её болезни была в финальной стадии. Да она давно уже должна была умереть, и только Дар старухи-матери удерживал её на этом свете. Вылечить её, как призналась сама старуха, она не смогла, но вот поддерживать её силы… Сколько же она так протянула? Судя по ауре — довольно долго.
— Сколько времени ты её вот так держишь? — спросил я старуху.