— Моя. — Не стал я отрицать очевидного. — Подлечил тебя мальца — а то краше в гроб кладут, в белых тапках!
— Спасибо! — поблагодарил майор. — Так чего с Сережкой делать будем? Его одного уже и отпустить никуда нельзя! Настоящая приманка для неприятностей!
— А чего тут поделаешь, старина? Я уже объяснял, что его, как ты говоришь, неприятности, это следствие моего появления в вашем мире. И они не исчезнут, пока я буду пребывать в таком вот состоянии! Саморегулируемая система реальности пытается погасить возмущения…
— Как же ты вообще выжил в таком случае?
— Ты, бляха муха, так и не понял, чего я тебе все это время талдычил? Понимаешь, в чем прикол: я как бы здесь, но меня как бы нет! Есть — Сережка, а я существую лишь в качестве его «придатка» что ли… Это все будет продолжаться до тех пор, пока наши сознания не сольются, либо он не станет моим полноценным аватаром. И уже тогда система официально меня примет, «подтвердив» мои права на уровень вмешательства в естественный ход вещей этой реальности. Так сказать, вручит официальные рычаги управления.
— Блин, Вадимыч, ты меня не грузи этой заумной лабудой! — попросил Зябликов. — Я все равно нихрена не понял! Лучше скажи, чего с Серегой делать будем?
— Ничего не будем делать, — спокойно произнес я. — Ты же не думаешь к нему охрану прикрепить?
— Ну… — замялся Зябликов.
— И как ты себе это представляешь? — Я усмехнулся. — Пацану в институте учиться, а твои архаровцы за ним по пятам следовать будут? На парах вместе с ним сидеть? Не смеши п. зду, Филиппыч, она и так смешная! Да и не поможет это ничем, только людей своих можешь зазря положить! А Сережка выкрутится, он далеко не конченый придурок, как многие в его возрасте. Выкрутился же он в этот раз? Выкрутился! А ведь у самого Министра в гостях побывал…
— Сука! — Зябликов ударил кулаком в открытую ладонь. — Значит, все-таки, Министр… И… как… все прошло?
— Жив-здоров ублюдок, если ты об этом.
— А чего так? — ехидно поинтересовался майор.
— Так ты же у нас гребаный праведник, Зябликов! — Вернул я ответную «любезность». — Я бы их всех, как Колобка — на лоскуты… Но решил проявить сострадание, чтобы не травмировать твою тонкую натуру и психическое состояние твоей широкой души.
— Слушай, Вадимыч, не ёрничай! — попросил Степан Филиппович. — Ну, не могу я вот так запросто людей в расход пускать. Несмотря на то, что они, сука, твари злобные! Должно быть в них что-то человеческое? Судить их надо… по закону… по совести…
— Ты еще скажи, что перевоспитаются?
— А вдруг, хотя бы один из сотни?
— Ладно, Макаренко недоделанный, считай, что я принял твою точку зрения. Но частично! У тебя будет еще возможность её основательно пересмотреть! Да, и по просьбам трудящихся, я дал шанс даже такой гниде, как министр! Выбор прост: либо пусть завязывает, либо валит нах! Иначе… Сам понимаешь… Если он не внемлет — тогда я его уничтожу с чистой совестью! Со всей его бригадой!
— Думаешь, он сможет завязать?
— Вот и посмотрим. А после вынесем окончательный вердикт, если ты, конечно, не против?
— Ну… Если не послушает… Тогда пусть…
— … земля ему пухом! — добавил я. — Ладно, Зябликов, я «выдыхаться» начал. В кои-то веки не хочу бухать! Сереге объяснишь политику партии?
— Постараюсь, — заверил меня Степан Филиппович.
— Не скучайте тут без меня…
— Ага, — ворчливо произнес Зябликов, наблюдая, как стремительно молодеет на глазах его собеседник, — соскучишься с вами тут!
Меня в очередной раз посетило «дежавю»: я вновь очутился в кабинете Зябликова, только на этот раз рот не забит печеньками и чая нет.
— Степан Филиппович! — радостно завопил я, разглядев сидящего в кресле майора. — У меня получилось съ. баться от Министра?
— Получилось, Сережа, получилось… — не скрывая радости в голосе, ответил Зябликов. — Только я, мля, чуть не поседел! Сережка, ну чего ты на улицу выперся?
— Так я к вам собирался. А тут эти… уголовники на джипе… мне мешок на голову… — сбивчиво принялся оправдываться я. — Хорошо, что заперли в каком-то баре, а там выпивки море было…
— А если бы не было? — Не отставал дотошный мент. — Что бы делал?
— Ну… так это… — выдал я версию, которую продумал заранее, — башкой бы в стену с разбега вхреначился! Чтобы дух вон… А в моей бессознанке он тут же… просыпается…