Первый неосторожный смельчак, взобравшийся на спину мамонта, был тут же сброшен ударом страшной силы в трясину. Как случайную пылинку смахнул его своим хоботом мамонт.
Теперь люди были осторожнее.
Словно гигантские муравьи взбирались они на спину, ноги, брюхо мамонтов, не успевших далеко забежать в болото, дальше было глубоко и опасно, и резали, били, колотили каменными рубилами, каменными топорами, а то и просто, в порыве охотничьей ярости, голыми кулаками по шершавой прочной шкуре мамонта.
Беспорядочно и яростно тыкали деревянными копьями, копьями с каменным наконечником кто в ухо, кто в глаз, кто в грудь, словом, куда кто попадёт в этой суматошно-лихорадочной горячке боя.
И не выдержала прочная кожа мамонта таких частых и страшных ударов.
Лопнула она, а под ней нежно зарозовела плоть мамонта, обозначились бугры гигантских мышц.
И трубно взревел мамонт от страшной, адской боли, в порыве жизни последнем, напряг он все свои необъятные силы, пытаясь скинуть людей.
Но тщетно, болото крепко его держало в своих тинистых объятьях.
"Большая печень у огромной лохматой горы, - думал Нам-Ур, размеренно разрубая грудь мамонта большим каменным топором".
Ещё живой мамонт дёргался в предсмертных конвульсиях, а его большие коричневые глаза, казалось, вместили всю боль этой жизни.
Показались крепкие белые рёбра мамонта. Нам-Ур примерился и, не спеша, стал рубить их.
Печень мамонта и его сердце ошеломили Нам-Ура своими размерами.
"Большая огромная гора отдала племени свою печень и своё сердце, чтобы оно было таким же большим и сильным", - радостно завопил он и в порыве радости сильно стукнул своим твёрдым кулаком по белым рёбрам мамонта. Мёртвый мамонт уже не на что не реагировал.
Едва удерживая тяжёлую печень в своих сильных руках, Нам-Ур передал её подбежавшим к болоту женщинам. Те, с радостными криками, поминутно спотыкаясь и падая в выгоревшую траву, в сопровождении нескольких мужчин понесли её к стойбищу.
Передав сердце, Нам-Ур принялся каменным топором рубить толстую морщинистую шею мамонта.
Сначала прочная кожа не поддавалась удару камня. Но понемногу на ней образовалась одна небольшая зарубка, затем вторая, потом третья и скоро каменный топор Нам-Ура ушёл в глубину мамонтовой плоти.
В эту ночь в племени никто не спал.
Гулко ухал большой барабан из оленьей кожи, в который изо всех сил колотил толстый Пру.
Пьяные от мамонтовой крови, вкусного мамонтова мяса, пьяные от собственной удачи, женщины и мужчины племени, положив друг другу руки на плечи, прыгали вокруг большого костра, что весело и сильно гудел, рассыпая несчётное количество искр в ночном небе.
Но Нам-Ур не оставил свою мечту полакомиться мозгом мамонта.
На следующее утро он вместе с несколькими охотниками отправился к болоту.
Всю ночь вокруг него горели большие костры. Помня о том, как волки съели почти всех лошадей, поднятых с таким трудом из оврага, Нам-Ур распорядился потратить на костры почти весь запас из маленьких и чахлых деревьев, что с таким трудом были собраны людьми племени по бескрайним просторам степи.
И вот костры догорали. С грустью смотрел на умирающий Огонь Нам-Ур.
Дров больше не было, а, значит, не было жизни для маленького племени Нам-Ура.
Бим - сын старой Клу бросил в догорающий костёр осколок кости из ребра мамонта.
К великому удивлению Нам-Ура косточка, немного пошипев, вдруг озарилась ярким пламенем.
Долго смотрел на это Нам-Ур.
Наконец он громко хлопнул себя по ляжкам: "У племени есть, чем кормить Огонь, - громко и радостно закричал он, - племя вновь пойдёт по тропе жизни!
Целый день большими каменными топорами разрубали люди, не успевших окончательно утонуть в болоте, мамонтов, целый день таскали они кости мамонтов большие и маленькие к своему жилищу и аккуратно их складывали. Головы мамонтов были настолько тяжёлые, что приходилось большим каменным топором сначала вырубать из них длинные тяжёлые бивни и, обливаясь потом тащить их в хижину.
Но и в таком виде головы были тяжёлые, поэтому, немного помучившись, Нам-Ур стал отрубать у голов нижние челюсти. И, кряхтя от натуги, вместе с остальными мужчинами племени подтаскивать их к хижине.
К вечеру, когда могучий Ву уходил на покой в свою хижину, из мамонтовых костей выросла целая гора.
Но и дня было мало. Горы мамонтов высились в уже начинавшем замерзать болоте.
Теперь у племени было мясо, было и тепло.
Кости мамонтов горели также хорошо, как и дрова, правда, при их горении выделялся белый неприятный дым, а по всей хижине плавал сладковатый запах, но к нему племя вскоре привыкло.
Но теперь и без того маленькая хижина оказалась совсем тесной.
Копчёное мамомонтовое мясо, которое коптил неутомимый Ка, валялось по всей хижине, забирая и так небольшое пространство у людей.
А мясо всё прибывало и прибывало, всё новые и новые его куски приносили охотники племени
из большого болота.
"Племени скоро негде будет спать", - думал Нам-Ур, и большие морщины бороздили тревогой его лоб.
В одно солнечное осеннее утро Нам-Ур проснулся особенно весёлым.
Никогда его не видал таким Блум.
Поев жареного мамонтова мяса, и вытерев жирные пальцы об оленью шкуру, Нам-Ур подошёл к Блуму и гордо сказал: "Нам-Ур видит хижину, большую хижину!"
-В степи нет больше другой хижины, - удивлённо проговорил Блум, - Блум не видит хижину.
-Нам-Ур видит большую хижину у себя в голове, - гордо сказал Нам-Ур и постучал себя пальцем по лбу.
Громко крикнул тогда Нам-Ур, и по его приказу уже начинавшую замерзать землю начали долбить каменными топорами.
Другие мужчины племени, кряхтя и надрываясь, стали устанавливать в выдолбленные небольшие ямки, тяжёлые нижние челюсти мамонта. В них они затем вставляли длинные мамонтовые берцовые кости и его тяжёлые длинные бивни.
Женщины племени, тем временем, самыми большими костяными иглами и самыми прочными сухожилиями сшивали между собой шкуры мамонта и шкуры оленя.
Работа эта была тяжёлой и трудной.
Мёрзлая земля с трудом поддавалась даже каменному топору. Их каменные лезвия быстро тупились. И тогда Тлум своими быстрыми и сильными ударами вновь оббивал камень.
Костяные иглы сделанные из рогов оленя, тоже часто ломались, и тогда приходилось изготавливать новые.
Да и сами бивни мамонта, и его длинные кости были так тяжелы, что несколько мужчин племени с трудом их приподнимали. А ведь их нужно было не просто приподнять, а и ещё и вставить в череп мамонта, а затем и привязать к нему прочным оленьим сухожилием, чтобы злой зимний ветер не свалил постройку на головы людей. К тому же, наступавшая зима свирепствовала вовсю. Очень часто порывы холодного ветра не давали людям работать, а летевшие с неба белые холодные мухи заслоняли неяркое холодное солнце.
Но проходил снег, проходил ветер, и люди опять принимались за работу.
Теперь они не боялись зимних холодов. Огонь жизни вновь зажёгся в их груди.
Одетые в тёплые меховые накидки из шкур оленя и шкур мамонта, они лишь только смеялись над холодными белыми мухами. На ноги многие из них наматывали широкие полоски кожи мамонта, или кожи оленя.
Через несколько дней напряжённой работы каркас новой хижины был готов.
Его покрыли шкурами мамонта и шкурами оленя сшитыми между собой.
Острыми каменными свёрлами мужчины проделали в них небольшие отверстия и, продев в них прочные сухожилия и кишки оленя, крепко накрепко привязали крышу хижины к бивням мамонта.
В центре новой хижины накидали круг из небольших камней, для будущего очага, которые мужчины племени тщательно собирали по всей степи.
А перед входом в хижину, который прикрывали тяжёлые мамонтовые шкуры, поставили амулет племени.