Всего один раз я согласился на интервью. Я был молод и только начал гнать волну чередой своих дерзких сделок. И в то время, признаюсь, был не чужд тщеславия. Корреспондентка, девица из солидной местной газеты, забросала меня банальными вопросами о моей деловой стратегии, а затем бесцеремонно сунулась в мою личную жизнь. «Не мешает ли мой безумный график заводить отношения? Что я ищу в спутнице жизни? Правда ли, что я буквально одержим работой, а потому разорвал не одну, а целых две помолвки и даже напрочь прекратил общение с родней? Как насчет слухов, будто я сменил имя, чтобы выглядеть более европеизированным?» В фамильярной молодежной манере репортерша называла меня Уолтером, полагая, что обращение по имени лучше, нежели «господин Чао». Я спросил, зачем ей все эти сведения обо мне. Она пожала плечами и сказала, что редактор велел придать беседе «личный характер». Взбешенный такой беспардонностью, я распорядился сократить очерк до заметки на деловой странице, а потом, поразмыслив, запретил публикацию вообще. (Сей эпизод имел продолжение: через пару лет газета зачахла, я ее купил и уволил редактора, инициатора интервью. Так и так ему было за шестьдесят и он готовился к пенсии.)
Я никогда ничего не делал ради публичной славы. Даже книги свои издавал под псевдонимом. Я хочу воодушевить каждого из вас не потому, что жажду благодарности и восхваления, нет, я получаю несказанное удовольствие от того, что помог людям изменить их жизнь. Отдавать, не требуя ничего взамен. Вот что доставляет мне истинное наслаждение. Сознаюсь, в годы усердного труда, то бишь накопления огромного состояния, порою я терял этот милосердный настрой и тогда изнемогал, падал духом, все видел в черном цвете, как, наверное, любой человек после долгого и бесплодного трудового дня. Вот, скажем, начальник не замечает ваших способностей и самоотверженности. Или клиенты задерживают оплату. Или попался несговорчивый налоговик. Или коллега, которого вы считали другом, подхалимажем обошел вас по службе. Или после кошмарного дня в конторе вы пришли домой, а подруга ваша не помыла посуду и не приготовила ужин. Да, все это удручает. Но лишь в том случае, если вы работаете только ради себя и жаждете хвалы. Отриньте это желание. Скажите себе: в работе я ищу не славы, но радости труда. Настанет день – жизнь коротка, – и я умру, но разве кто-нибудь вспомнит о моем жалком карьерном росте до второго помощника заместителя директора?
Трудитесь, чтобы помочь другим.
Возвысьтесь над мелочной суетой.
Это единственный путь к истинному величию.
Все это подводит меня к вопросу, как наилучшим образом оставить наследие, избегнув лучей славы. Грустно, что нынче даже благотворительность связана с популярностью, но я вынужден это принять, ибо таков наш мир. Не хотелось бы, но придется вытерпеть восхваления, которые неизбежно сопроводят мой проект. Прежде чем его обнародовать, надо еще утрясти много деталей, а пока лишь скажу, что задумываю современный общественный центр, предназначенный для неимущей молодежи – всех тех, кто нуждается в пище для живота, ума и души.
Идея эта посетила меня, когда я, вспоминая свое обездоленное детство, понял, что сельская школа, в которой я учился с шести до двенадцати лет, сыграла весьма важную роль, далеко превосходящую ее собственные скромные масштабы. Три классные комнаты под жестяной крышей являли собою типичный образ начальной школы в аграрной Малайзии того времени, однако наше учебное заведение пользовалось поддержкой состоятельных благодетелей и посему располагало генераторами, питавшими потолочные вентиляторы и дававшими свет в период муссонов, когда свирепые бури становились причиной многочисленных обрывов на хлипких электролиниях. От проселка, петлявшего сквозь джунгли, к школе вела мощеная дорожка, и в ее начале был установлен навес, чтобы мы не мокли под дождем, дожидаясь автобуса, который совершал всего три рейса в день. Мне повезло, поскольку от моей остановки до дома было только двадцать минут ходу по относительно сухой тропе. Другим ребятам приходилось больше часа топать по щиколотку в чавкающей слякоти.
Никто из нас не был помечен величием. В безудержной жизненной гонке мы с рождения держались в числе отстающих и не сошли с дистанции лишь потому, что нашлись, слава богу, люди, не желавшие допустить, чтобы живые существа зачахли и сгинули. Богачи, оплатившие наше начальное образование, считали, что делают минимум из возможного для очистки собственной совести. Они думать не думали, что их маленький акт милосердия увенчается чем-то значительным. Не было и мысли, что среди тех, кого они списали в достойные сочувствия ничтожества и лакеи, кто-то прославится.