Выбрать главу

Еще ближе.

Рядом.

Иван поднялся на ноги, оба не заметили этого его движения, обернулись только, когда он сделал первый шаг к трем ступенькам, ведущим к запертой двери. Алексей хотел что-то сказать, но замер на полуслове, поняв намерения своего телохранителя. И поднялся следом. Караев остался сидеть.

Иван сделал знак обоим молчать и не двигаться. Шаги на лестнице замерли, скрипнул засов.

Телохранитель стоял у двери, подле ступенек, прижавшись к ледяной стене. Холода он уже не чувствовал, не чувствовал ничего, полностью погрузившись в ожидание открытия двери. И дверь открылась.

Резко и до конца, ударившись в стену коридорчика. На пороге стоял один из "близнецов", сейчас уже, когда он был один, невозможно сказать, кто именно из четверых. Дуло его пистолета указывало на Караева.

В то же мгновение, как открылась дверь, он заметил отсутствие в поле зрения еще одного человека и поспешно отступил. Недостаточно поспешно.

Носок туфли телохранителя ударил его по локтю. Послышался вскрик и негромкий хлопок, "близнец" все же успел нажать на крючок, в потолке ледника образовалась воронка, вниз посыпались мелкие хлопья потревоженной штукатурки. Отрикошетив, пуля свистнула где-то слева от Алексея, вгрызлась в пол. Пистолет выпал из оцепеневшей руки "близнеца", перелетел через плечо. В тот же миг Иван бросил свое тело в коридорчик, враз перемахнув три ступеньки и направляя кулак в лицо охранника. В последний момент тот успел увернуться, удар пришелся ближе к виску. Голова мотнулась в сторону, левая рука автоматически выставила блок.

Иван ударил еще раз. Затем, со всего маху, еще.

"Близнец" медленно осел на пол.

Серафима поднялась и села на массажном столе. Откинула со лба выбившуюся из прически прядь волос. Посмотрела на Алису. Улыбнулась. Та автоматически улыбнулась в ответ, впрочем, искренне и с охотою, как человек, пришедший по первому зову на помощь, и довольный тем, что его труд пошел во благо.

- Спасибо, - произнесла Серафима облегченно, - Просто не представляю, что бы я без тебя делала.

- Вы сегодня были в ужасной форме, Сима, - поторопилась та с объяснениями. - Вас, должно быть, что-то гнетет, вы себя совсем запустили. Вам следовало бы приехать с самого утра, право же, это было бы намного лучше. Я смогла бы больше сделать и...

- То, что ты сделала, уже замечательно. Я чувствую себя совершенно другим человеком.

Алиса на мгновение смутилась, Серафима не без удовольствия заметила, как у массажистки порозовели щеки. Надо отдать должное, комплимент ее клиентки был ничуть не преувеличен. После получаса, проведенного на массажном столе, под воздействием крепких, уверенных рук Алисы, она, в самом деле, преобразилась. Усталость ушла, оставила ее, сейчас Серафима и думать забыла о ней. Конечно, она вернется, спустя какое-то время обязательно вернется, но уже ближе к вечеру, когда все дела будут сделаны, а она свободна, а, скорее всего, только завтра. Если будет непогожий день.

- Я мало что сделала, Сима, - ответила массажистка. - Вы все равно неспокойны. То ли чего-то боитесь, то ли...

Алиса не закончила, но Серафима и так ее поняла. И ответила осторожно:

- Да, наверное.

- У вас какие-то проблемы; дома, с мужем, с делами?

Она кивнула. Разгоряченное массажем тело начало потихоньку мерзнуть в холодной комнате. Серафима ступила босыми ногами на пол.

- Нельзя вам так себя запускать, - повторила Алиса уверенно и настойчиво. - Было бы лучше, если б вы и завтра меня посетили. Конечно, моя помощь невелика, ваших проблем я решить не решу, к сожалению, но кое-что сделать смогу и сделаю это с радостью.

- Спасибо, - ответила Серафима. Искренность собеседницы не вызывала сомнений, Алиса с охотою делала бы свое дело, даже не побуждаемая к тому денежными посылами. Вглядываясь в лицо массажистки, Серафима находила подтверждения произносимым словам во всем, прежде всего в глазах. Ее глаза не умели лгать, и сейчас они открывали Симе тайны своей хозяйки, те тайны, о которых не принято распространяться вслух, те, что хранятся под сердцем и вынашиваются бесконечно долго, с оглядкою, с неверием и боязнью расстаться с ними навсегда. Те тайны, для которых открытие лицу, невольно участвующему в их появлении, обыкновенно означает гибель, крах всего, с ними связанного.

И оттого тайны эти всегда остаются невысказанными. Лишь глаза, невольные жесты, редкие, очень редкие намеки: в повороте головы, в прикосновении, в вырвавшемся сравнении или полунамеке, порой выдают состояние находящегося рядом человека: состояние, близкое к тяжелой, почти неизлечимой болезни.

Серафима вгляделась в ее глаза. И невольно поежилась. Не то от холода комнаты, не то от увиденного в самой глубине их.

И потому, быть может, сама не отдавая отчета в своих действиях, подошла стремительно и резко к Алисе и, обняв ее и, не то страстно, не то испуганно, все еще чувствуя на себе этот почти невыносимый для нее, непосредственного со-участника этой незаметной драмы, взгляд, прижала к себе, поцеловала в губы.

Мгновение Алиса оставалась безучастной, точно не веря в происходящее. А спустя это мгновение ответила. Задыхаясь от потаенной боли, выплеснувшейся враз наружу, от муки, что терзала ее долгие месяцы знакомства, от страха высказаться, от боязни быть услышанной, от желания поверить в сказку, которую она сочиняла столько дней и недель подряд, безо всякой веры в осуществление.

Алиса обняла ее, вцепилась в полотенце, коим Серафима укрылась от холода, прижалась всем телом, испуганно вздрагивая в ответ на поцелуй, точно боясь, что он неожиданно прервется и растает в холоде комнаты, растает как легкое дыхание. Принялась покрывать поцелуями ее лицо, шею, плечи, не в силах отпустить Серафиму на миг. Зашептала ласковые слова ей на ушко. Заплакала. И снова, в ответ уже, поцеловала в губы, с надеждою, но и с робким неверием - ответит ли снова?

Минута протянулась в полной тишине. Раз только Алиса всхлипнула робко и снова смолкла, боясь шевельнуться, произнести слово, одно из тех, что жаждали сорваться с ее уст.

Серафима отстранилась. Опустила руки. И повернулась к своей одежде.

- Не уходи, - робко попросила ее Алиса. Она так и осталась стоять посреди холодной комнаты, у массажного стола, смотря вслед Серафиме. Веря и не веря в происшедшее.

Она принужденно покачала головой, так ничего и не ответив. Слов не было, Серафима чувствовала, что любое слово, сказанное ей, будет против нее, обернется, возвращенное Алисой, и ударит - неожиданно и больно. И потому молчала, одеваясь и смотря по сторонам, молчала, всякий раз поднимая глаза на недвижную Алису и встречая ее безмолвно вопрошающий взгляд. Лишь кивнула перед тем, как покинуть квартиру, в знак - долгого ли, короткого ли, кто знает - прощания.

Алиса так и не сошла с места, не опустила глаз. Несмотря на это, на то что дверь хлопнула и распахнулась снова, не запираемая никем, Серафима быстро спускалась по лестнице, всякий раз оглядываясь вверх, боясь встретиться снова взглядом с массажисткой, оставшейся стоять посреди холодной комнаты.

И лишь, когда дверь подъезда осталась за ее спиной, перестала оглядываться. Села в машину и выехала со двора, едва не поцарапав распахнутые створки въездных ворот.

Обещанный час прошел, но телефон по-прежнему молчал. Павел находился в своем кабинете, уже с четверть часа он сидел в кресле, просто разглядывая лежащий перед ним аппарат мобильной связи. Он отложил все текущие дела, отослал секретаршу за исполнением мелочных задач, которые могли бы и подождать в любой день, но только не сегодня, переговорил с Антоном по телефону, не уведомляя его о задержке назначенной с ним встречи с оговоренными ранее сроками. Антон пытался возразить, намекнув на срочность, естественную для подобного рода дел, Павел отмахнулся ото всех его доводов, коротко отрезав: "не сейчас, потом, попозже". На сем разговор кончился, и Павел вновь приступил к созерцанию лежащего на столе аппарата.

Что-то случилось, раз молчание продолжается и не собирается прерываться. Что-то... но что? Что вообще могло случиться в такой ситуации?