— Когда я читал, мне показалось, что вы описываете реальный случай, произошедший с вами, — закинул я удочку.
— Не парьтесь, — ответила она. — Я вообще записалась на этот курс только потому, что здесь можно кредиты на халяву получить. Так мне сказали.
Я с любопытством поглядел на преподавателя. Тот, откашлявшись, произнес:
— Но я рад, что вы с нами.
Еще бы вы не радовались, говорил ее взгляд; я, по крайней мере, расшифровал его именно так.
— И все-таки, — попытался я зайти с другой стороны, — в вашем рассказе что-то есть, хотя и видно, что он скроен наспех. Мне показалось интересным ваше внимание к рассказчице. По-моему, вы хотите этим что-то сообщить. Посвяти вы работе чуть больше времени, может, вы и сами бы поняли, что именно намеревались сказать. И тогда смысл рассказа открылся бы и читателю.
Она пожала плечами и неохотно кивнула.
Я решил немного ее помучить:
— Ну а теперь вам все-таки придется сформулировать, о чем конкретно вы написали рассказ.
— Да чего тут формулировать, — ответила она и едва ли не устало подперла лицо ладонями. А может, просто почувствовала, что на щеках выступает румянец, и захотела его спрятать? — Это как если бы вы у меня спросили, что хотел сказать автор. Так ведь уже сто лет не делают.
Я заглянул в распечатку, чтобы освежить в памяти имя студентки.
— Ну и как же, Нина, по-вашему, следует делать?
— Понятия не имею. Кстати, а не могли бы вы объяснить, например, разницу между сюжетом и фабулой? — спросила она, и несколько богемисток засмеялось. — Это у многих любимая тема.
Я пробежался по оставшимся работам (оказалось, что чудо в оломоуцкой церкви лежит на совести русского танка[7]) и, наконец, подобрался к самому главному.
— Вообще-то я здесь проездом, — сказал я, взяв в руки книгу в зеленой суперобложке. — Дальше я еду в Остраву на похороны Яна Балабана, который тоже когда-то изучал богемистику в Оломоуце. И, кстати, именно здесь он написал свои первые рассказы.
Студенты притихли.
— Кто-то из вас читал Балабана?
Поднялась одна рука, потом ее нерешительно поддержала вторая; впрочем, обе они принадлежали парню с умными глазами.
— Значит, сейчас мы это исправим. Сначала я планировал читать вам что-то свое, но сегодня все наше внимание Балабану. Я выбрал рассказ из сборника «Мы, наверное, уходим».
Я нашел страницу пятьдесят шесть, на которой начинался рассказ Pyrhula pyrhula[8]. Выйдя из-за кафедры, я обвел взглядом аудиторию, а потом принялся читать: Поднимаясь на перевал, он с трудом переводил дух. Косогор, поросший желтой травой, был настолько крутым, что он легко бы коснулся тропы, чуть наклонившись вперед. С каждым шагом он оказывался все выше, как будто взбирался по трапу или стремянке.
Время от времени я отрывал взгляд от книги, стараясь уловить настроение в аудитории. Когда я в очередной раз поднял глаза и посмотрел на блондинку с диковатым каре, то заметил, что она разглядывает мое колено, где на джинсах у меня была небольшая дырка. Наверное, она думает, с какой это стати я еду на похороны с рваным коленом. Я и сам, одеваясь утром, зацепился взглядом за эту дырку. Ладно, сказал я тогда себе, Балабан ведь тоже не в костюме ходил. Но чужой взгляд не похож на собственный, и дырка вдруг раззуделась.
— Знаете ли вы, почему рассказ называется Pyrhula pyrhula? — спросил я после того, как закончил читать и в аудитории воцарилась тишина.
— Потому что это латинское название снегиря, который там упоминается, — ответил кто-то.
Мне самому пришлось специально это выяснять, и я не ожидал, что получу правильный ответ.
— Что ж, теперь я не знаю, кому вручать главный приз — автору лучшего рассказа или вам за исключительные среди богемистов познания в области орнитологии.
— Одному дайте вашу книгу, а другому — Балабана, — подала голос блондинка.
— Неплохая идея, — сказал я. — Но в таком случае у меня ничего не останется для вас…
— А я ничего и не заслужила, — возразила она. — Возьму потом почитать.
— «Этюд в четыре руки» или Балабана?
— Там видно будет, — ответила она неопределенно и вместе с остальными начала собирать вещи.
Когда она выходила из аудитории, я проводил ее взглядом, но она так и не обернулась. Сверкнула в дверях своей красной футболкой — и была такова.
7
…
8
…