Уинстон Черчилль предложил использовать ядовитый газ, и лишь по воле случая его не оказалось на складах, когда в 1923 году началось восстание. Но, насколько нам известно, это не омрачило его отличное настроение. Ему было любопытно, сработает ли новая стратегия применения бомбардировщиков, а кроме того, ему просто нравились такие войны. В молодости он постоянно донимал мать просьбами о том, чтобы она воспользовалась своими связями и отправила его на какой-нибудь из фронтов Британской империи.
Такого рода война была полна захватывающего возбуждения. Всё было совсем не так, как на мировой войне. Здесь никто и не думал, что его могут убить. Конечно, время от времени кому-то приходилось заплатить эту цену, но для большинства участников малых войн, что вела Британия в это счастливое время, опасность смерти была лишь «азартной составляющей некоей великолепной игры»{79}.
Рыжеволосый, крепко сбитый Артур Харрис принял командование одной из британских бомбардировочных эскадрилий. Он был уважаемым и умелым начальником, славился лаконичными приказами, пунктуальностью и мягким характером, хотя на фотографиях он выглядит немного высокомерным: глубокие морщинки у носа и блёклые слегка распахнутые глаза{80}. Он был убежден, что иракцам нужна «твёрдая рука».
Отец воспитывал Харриса в строгости, что, вероятно, и стало главной причиной того, что уже в 16-летнем возрасте он отправился в Родезию{81}. Здесь он некоторое время занимался золотодобычей и земледелием. К началу мировой войны он пополнил ряды колониальной армии, став трубачом, и затем участвовал в бесконечных походах в пустынные районы Германской Юго-Западной Африки. Он поклялся, что больше никогда не пойдёт в поход, и вернулся в Англию, где последние два года войны служил пилотом.
Несложно догадаться, что он не был особенно доволен пребыванием в Ираке. В более поздней автобиографии он сетовал на «отвратительный климат, отвратительную пищу и полное отсутствие удобств, с чем были вынуждены мириться наши несчастные экипажи»{82}. Даже в бассейне, единственном месте для отдыха, можно было подхватить шистосомоз[3].
К бомбардировкам он относился с большим энтузиазмом, и вскоре ему пришла в голову идея принять на вооружение транспортные самолёты, которые могли бы перевозить всё больше и больше бомб. Вооружение самолётов было излишним, так как им бы не оказали сильного сопротивления. Возможно, одиночный ружейный выстрел, да и только.
Самолёт класса «Вернон», который в 1921 году был построен на британском заводе «Виккерс лимитед», стал лучшим выбором. Он обладал широким фюзеляжем и двумя двигателями, каждый мощностью 450 лошадиных сил. Хотя кабина пилота все ещё была открыта, этот тип самолёта был гораздо более комфортным, чем другие британские самолёты. Пассажирам в салоне было даже уютно: «Ни шум двигателей, ни звуки на фюзеляже не доставляли большего неудобства, чем поезд или борт корабля, — заявил лорд Томсон, глава министерства авиации. — Была только одна ложка дёгтя. Нам не разрешали курить»{83}.
«Виккерс Вернон» изначально предназначался для перевозки двенадцати солдат в полном обмундировании. Всё было предельно просто, грузоподъёмность — две тонны. Артур Харрис позаботился о том, чтобы на самолётах были установлены крепления для бомб соответствующего веса. Также в основании носа были вырезаны небольшие отверстия для прицела. Можно было запускать бомбы одним нажатием кнопки. Харрис был в восторге: «Я превратил эти машины в самые тяжёлые и лучшие бомбардировщики ВВС»{84}.
Из-за маленькой площади крыла в тёплом воздухе полностью загруженный «Вернон» поднимался не выше тридцати метров. Высота полета зависела от сопротивления воздуха, и по мере того, как воздух расширялся с повышением температуры, сопротивление, соответственно, становилось меньше. Чтобы компенсировать низкое сопротивление воздуха, самолётам требовались восходящие воздушные потоки, а в пустыне их не так-то просто найти. Поэтому механики сконструировали индикатор для определения воздушных потоков.