В VIII веке поэт Ли Бо описал ненадёжные горные дороги, связывавшие город с остальной частью страны: «Как опасна, должно быть, дорога! А как высоки горы! Перебраться через Шоку труднее, чем добраться до небес»{136}. В последующие столетия мало что изменилось, и тяжеловооружённая японская армия с трудом могла пройти в таких условиях.
Верховное командование японских войск вскоре решило эту проблему — так же, как и немцы при атаке Лондона во время Первой мировой. Единственным способом эффективно атаковать город был удар с воздуха, «чтобы устрашить вражеские силы и гражданское население, отбить у них желание сопротивляться. […] Они будут психически сломлены, познают настоящий ужас и безумие»{137}.
Японские бомбардировщики вылетели из Ухани на 780 километров в восточном направлении. Самолёты были до отказа набиты зажигательными и осколочными бомбами, большинство имело взрыватели замедленного действия; они летели вдоль зеленоватых вод реки Янцзы к своей цели. Здесь их встретила эскадрилья потрёпанных истребителей, пилотируемых американскими лётчиками. Но видавшие виды «Ки-1» были медленными даже по сравнению с ними, они летали недостаточно высоко и, в отличие от более современных самолётов, без труда сбивались — достаточно было вывести из строя один из двигателей. В общем, лёгкая мишень для американских лётчиков, которые получали премию в 500 долларов за каждый сбитый самолёт.
После того как оставшиеся самолёты «Ки-1» признали непригодными к эксплуатации и списали, при бомбардировках начали использоваться всё более современные типы самолётов, многие из которых выпускала «Мицубиси». Вот как американский корреспондент Теодор Х. Уайт описывает хаос после жестокого нападения в ночь с 3 на 4 мая 1939 года:
Люди тащили с собой матрасы, постельное бельё, кастрюли и сковородки, еду, предметы мебели. Кто-то нёс на руках малышей; бабушки сидели на закорках у своих сыновей, не говоря ни слова. В наступившей тишине было даже слышно шарканье обёрнутых мягкой тканью ступней. […] Линии электропередач были разрушены, как и водопроводные трубы на главной улице. Пламя было единственным источником света, а воды для его тушения не было; огонь распространялся вверх и вниз по переулкам старинного Чунцина. Когда огонь охватывал строения, слышался треск бамбука. А вот и поднялся шум: женщины выли, мужчины орали, дети плакали. Кто-то шёл, шатаясь, и пел. Я слышал крики из закоулков; несколько раз я видел, как люди выбегали из переулков в горящей одежде…{138}
После этого руководство города построило туннель Цзяо Чань Коу — огромное убежище, вырытое в песчанике под городом. Но вентиляция там была слишком плохой, и в атаке 5 июня 1941 года только от недостатка кислорода погибло более 2500 человек. Лишь осенью того же года прекратились бомбардировки, продолжавшиеся непрерывно уже более трех лет. От города остались лишь развалины. Человеческих жертв было 20 000.
Несмотря на то что бомбардировка Чунцина была страшнейшей в истории на тот момент, она не оказала ожидаемого воздействия на население. Даже наоборот, люди стали сплочённее и сильнее духом. Заявление муниципалитета не оставляло в этом сомнений: «Сегодня мы заявляем японским военным заправилам, что их план завоевать Азию никогда не осуществится. Ненависть к ним, посеянная бомбардировками, не ослабнет никогда, даже через сто лет»{139}.
В ближайшие пару лет Чунцин будет переживать периодические бомбардировки, но у японцев появились более важные задачи после того, как в декабре 1941 года они атаковали американскую военно-морскую базу Пёрл-Харбор на Гавайях, тем самым вступив во Вторую мировую войну.