Ганс-Ульрих Рудель был одним из самых опытных пилотов самолёта «Штука». Как и многие его сокурсники из лётной школы — и как большинство лётчиков всех времён, он изначально мечтал стать пилотом истребителя. Пилоты пикирующего бомбардировщика относились к классу Б, и как правило, среди них оказывались наименее талантливые ученики. Рудель был одним из них, да ещё пресным и скучным. Вставал он рано, спал хорошо, жить не мог без физической нагрузки и очень любил молоко. Он не имел вредных привычек. По крайней мере поначалу.
«Ганс-Ульрих был чувствительным и беспокойным ребёнком, — рассказывала его мать Марта. — Вплоть до 12 лет мне приходилось обнимать его во время грозы»{217}. Сестра считала его безнадежным: «Ули никогда никем не станет, он боится спускаться в подвал один». По словам матери, подобные насмешки привели к тому, что Ганс-Ульрих резко изменился и начал уделять много времени физическим упражнениям и здоровью. Он должен был доказать, что чего-то стоит.
Самолётами «Штука» было легко управлять. Несмотря на то что в момент пикирования скорость самолётов достигала почти 600 км/ч, было трудно совершить ошибку. Для того чтобы не допустить разгона до скоростей, которые конструкция самолёта не выдержала бы, установили автоматический тормоз. И после сброса бомб самолёт сразу же выходил из пике, выравнивая курс благодаря специальному оборудованию. Это было особенно важно, ведь резкое падение артериального давления приводило к тому, что пилоты теряли сознание. Чтобы сохранять дееспособность, пилот должен был попасть лишь в так называемое предобморочное состояние, достаточно опасное, однако сводившееся лишь к звёздочкам в глазах. Но это проходило само по себе.
Для управления самолётом «Штука» не требовалось много умений. И всё же Руделю понадобилось несколько месяцев, чтобы понять всю суть войны. Но вдруг однажды у него это получилось, он начал чувствовать свой самолёт так хорошо, словно мышцы рук и ног слились с крыльями и хвостом самолёта. Полёт за полётом Рудель отдавал делу всего себя и в конце концов был назначен командиром своего собственного «штаффелькайля»[15], формирования из девяти самолётов, которые совершали атаки крылом к крылу. Снова и снова он пикировал над Восточным фронтом, будь под ним советские танки или прибалтийские города.
Как и многие другие пилоты, Рудель вскоре пристрастился к веществу на основе амфетамина — первитину. Оно ещё называется «таблетка „Штука“», а иногда просто «пилюля Германа Геринга». Первитин увеличивал выносливость пилотов и уменьшал их потребность в сне, а также вызывал эйфорию и манию величия{218}. Маршал авиации Герман Геринг, который к тому времени был законченным наркоманом, лично позаботился о том, чтобы в нагрудном кармане каждого пилота лежали шесть таблеток, завёрнутые в целлофан. Молочно-белые, мучнистые таблетки были большими, как кусочки шоколада, и горькими на вкус. Зато они быстро смягчали ощущения от полёта.
Двигатель работает исправно и тихо. Я ощущаю кристальную ясность, биение сердца отдаётся в ушах. Почему небо стало таким ярким, а свет бьёт в глаза? Я едва отвожу взгляд, но лучше прикрыть глаза руками. Теперь двигатель гудит равномерно и не вибрирует — будто бы совсем вдалеке. Становится совсем тихо. Всё кажется несущественным и абстрактным. И таким далёким, будто я лечу отдельно, над своим самолётом{219}.
Кажется, можно представить Руделя, одетого в лётный костюм из телячьей кожи: суровый, словно он сам оружие. Но с детской улыбкой на лице.
Несмотря на то что при употреблении первитина необходимо постоянно увеличивать дозу, Руделя редко мучил абстинентный синдром. Он практически не брал увольнительных, и в результате совершил 2530 полётов, иными словами, делал до 17 вылетов в день. Он был сбит дюжину раз, получил шесть ранений, два из которых были серьёзными. 6 февраля 1945 года он лишился ноги и снова начал летать уже в конце марта, хотя рана ещё не зажила{220}. Ему вручили множество медалей и наград, включая ордена Железного креста всех типов. К концу войны он стал самым орденоносным немецким военнослужащим в истории.
Атака на Фрамполь шла несколько часов, было сброшено приблизительно 700 тонн бомб. К концу половина жителей города была убита и почти все здания разрушены{221}. Остались лишь две улицы и какие-то дома{222}. Многие из выживших бежали в сторону кукурузных полей у ближайших деревень. В повести Башевиса-Зингера Абба Шустер провёл первые ночи на кладбище. Остатки своих сбережений он потратил на переезд в Румынию, а затем на то, чтобы перебраться через океан в Америку. Абба так и не вернулся во Фрамполь, даже когда городок заново отстроили в стиле эпохи Возрождения.