Экипаж попадает на борт через люк под брюхом самолёта. Самолёт всегда был женского рода — просто леди, на которую нужно было забраться, с рисунками женщин в вызывающих позах: Хайди Хо, Биг Бич, Куколка, Наша Девчонка Сэлли, Мемфисская Красотка, Тонделайо{279}. Она принадлежала им и даже «откладывала яйца».
Солдатам сухопутных войск это казалось сказкой. Они знали, что когда пилоты вернутся на базу, их встретят с кофе и пончиками. Их рацион вызывал особую зависть. «Если ты летал, то получал свежие яйца. Всем остальным полагался только яичный порошок. […] О боже, на вкус он был просто ужасный»{280}.
Для многих пилотов не всё было так идиллично.
Мы могли сидеть и ждать в самолёте тридцать — сорок минут, в то время как воздух заполнял стойкий запах бензина вперемешку с ещё каким-то. Наверное, это был запах страха{281}.
Экипажи самолётов были молоды, редко старше двадцати пяти лет, и переполнены идеалами и стремлениями. Отбор был лишь чуть более строгим, чем в одержимой футуризмом Италии четверть века назад: «Для того чтобы выявить лёгочную недостаточность, делали рентгенограмму грудной клетки. Чтобы обнаружить возможные деформации скелета или стоп, проводили осмотр, а чтобы выявить различные венерические заболевания, брали анализы крови»{282}. Исследования психического здоровья ограничивались проверкой на клаустрофобию и боязнь высоты.
После двух — четырёх месяцев обучения, в зависимости от того, кем они должны были стать — пилотами, бомбардирами, штурманами, телеграфистами или стрелками, их отправляли на войну. Там они не только узнавали о тысяче способов умереть, но и познавали постоянное чувство тревоги, которое порождали случайные ракеты противовоздушной обороны, истребители противника и ненадёжность собственных самолётов. Молодые люди без всяких оговорок готовы были признать, что они оказались далеки от тех героев-лётчиков с развевающимися шёлковыми шарфами из подростковых романов, которых распирает от чувства свободы и безрассудной мужественности. Во время Второй мировой войны заключённые в тёмные и сырые корпуса бомбардировщиков лётчики были больше похожи на промышленных рабочих. Задачи были чётко определены. Каждый из них просто надеялся вернуться домой невредимым.
В качестве дополнительной меры предосторожности многие клали под сиденье стальные листы. Обстрел чаще всего шёл снизу, и риск остаться без детородных органов присутствовал почти всегда{283}. Также они прибегали к мерам более иррационального характера, например, надевали одежду в одном и том же порядке перед каждым рейдом или по крайней мере сначала надевали правый ботинок. Ритуалы могли продолжаться и на взлётной полосе, где экипаж охотно завершал их сов местным мочеиспусканием на шасси{284}. Кроме того, многие брали с собой кроличью лапку на удачу, мягкую игрушку, а то и мамин амулет или шарф возлюбленной.
Но большинство людей видело в вылетах мало пользы. Это пр изнавали и солдаты, сражавшиеся на земле, и на этот раз без намёка на зависть: «За завтраком мы заметили, что многие стулья были пусты. Осталась целая гора жареных яиц»{285}. Так появлялась дополнительная работа.
Когда один из членов экипажа оказывался тяжело ранен, внутри кабины Б-17 царил жуткий хаос с застывшей кровью, мочой и рвотой повсюду. Одним из самых неприятных заданий после полёта было не латать дыры в фюзеляже, а отмывать салон{286}.
Члены экипажей британских бомбардировщиков в 1944 году выживали не дольше шести недель{287}. Самое худшее ждало хвостовых стрелков: их убивали в среднем после четырех рейдов, приблизительно после первой или второй недели, в зависимости от погодных условий.
Вскоре их стало заботить лишь собственное выживание. «Противник — всякий, кто желает тебе смерти, независимо от того, на чьей он стороне воюет», — признаёт один из главных героев романа «Уловка-22» американского писателя Джозефа Хеллера. В романе, основанном на личном опыте Хеллера, описывается жизнь расквартированной на Корсике амери канской эскадры на последнем этапе войны{288}. Он рассказывает, что сначала это казалось забавным: