Сигнал оповещения переходит в полноценный гудок, и я слышу в ушах жужжание, когда провожу пальцем по экрану, чтобы принять вызов.
— Алло? — кричу я, перекрывая возбужденные крики. Кровь летает в воздухе, и кажется, что она полна токсина, превращающего людей в дикарей.
Эти люди любят боль.
— Рэйвен, — шепчет Ария на другом конце провода.
Она фыркает, и я мгновенно напрягаюсь. Что-то не так.
— Что происходит?
— Где т-ты? — плачет она.
— Я... я в отъезде. Что случилось? Они тебя обидели?
— Моя мама знает, что тебя нет. Она была до жути спокойна. Но мне страшно, Рэйвен. Что-то не так. Я убиралась внизу, когда пошли новости. Ты ходила к отцу? — В ее голосе звучит недоверие.
Я моргаю в трубку. Подождите, что?
— Откуда ты это знаешь?
— Рэйвен...
Моя кровь стынет в жилах, а волосы на руках встают дыбом.
— Скажи мне, Ария. Как, черт возьми, новости узнали, что я ходила к нему?
Она ничего не говорит, но в трубке раздается небольшая заминка.
— Скажи мне! — кричу я.
— В новостях сказали что-то вроде «дочь Кэша Кроу навестила его за несколько часов до того, как он был убит в тюремной драке». Он умер, Рэйвен. Твой отец мертв.
Ясность в комнате исчезает. Я ничего не вижу, кроме мутных теней, пробегающих по моему зрению, а потом появляется мой отец, ясный как день, и смотрит на меня через плечо.
— Мама затолкала меня в мою комнату и забаррикадировала. Я не знаю, что они делают, но они так притихли, когда услышали это. Мне страшно, Рэйвен! Я не знаю, что они делают!
Мой папа, купивший мне мой первый набор цветных карандашей и блокнот.
Мой папа, играющий со мной на улице в нашем дворе.
Мой папа, поющий во всю мощь своих легких Джонни Кэша.
Мой папа, убивший свою первую жертву у костра.
Мой отец, научивший меня вырезать на чьей-то коже все, что я захочу.
Мой отец, пойманный федералами.
Мой отец, в оранжевом, смотрит на меня из-за стола с пустотой и признанием в голосе. Как будто все закончилось.
Он знал.
Он, черт возьми, знал, что умрет. Он совершил самоубийство? Он начал драку? Миллион и один вопрос проносятся у меня в голове, и я не могу ничего сделать, кроме как позволить им полностью захватить меня.
— Я возвращаюсь домой, — бормочу я в трубку, прерывая ее бред нажатием кнопки завершения разговора. Я засовываю телефон в карман, чувствуя себя так, будто мне вкололи все наркотики мира. Вся вселенная накренилась вокруг своей оси. Я прижимаю руку к веревке, вибрация кольца проходит по моим рукам и телу. Протискиваясь сквозь толпу людей, я спотыкаюсь и иду вперед — ничего не ясно, все в тумане. Я иду сзади, не заботясь ни о ком и ни о чем, пока в моих ушах шумит жизнь.
Он мертв. Мой отец мертв.
Из моих легких вырывается придушенный вздох, глаза горят и мутнеют, когда я вырываюсь из душного воздуха толпы и прорываюсь через край, мгновенно вдыхая промозглый, холодный воздух «Инферно».
Слезы стекают по моему лицу тяжелыми каплями, когда я направляюсь в уборную. Обе ладони хлопают по металлической двери с вмятинами и сколами. Она распахивается, с треском ударяясь о стену позади меня.
Я бросаюсь к первой кабинке, а в голове крутится такая картина, что ничто не кажется реальным. Я во сне, в тумане, в другой вселенной, когда мой мир рушится вокруг меня. Я прижимаю руку к кирпичной стене за кабинкой и смотрю на желтое кольцо в бачке унитаза.
Отвратительно.
Дверь в туалет захлопывается, и звук каблуков, словно ножи, вонзаются в мой позвоночник.
Сучки.
Я глубоко вдыхаю наполненный мочой и духами воздух, когда до моих ушей доносятся их гиеноподобные голоса.
— Боже мой, он чертовски сексуален, не так ли? — говорит сука номер один. Нет, подождите... это Трина. Я скрежещу зубами, пальцы сжимают жестяную коробку от рулона туалетной бумаги, и я сдерживаю себя.
Не делай этого. Не делай этого.
— Я бы буквально слизывала пот с его пресса, — скулит сучка номер два. Лорна. Чертова Лорна.
— Как думаешь, он пойдет со мной домой, если я попрошу? — спрашивает Трина.
— Девочка, он опасен. Ты бы осталась с ним наедине? — задыхается сучка номер три. Это голос брюнетки. Как же ее зовут? Ах да, Делани.
— Я бы позволила ему сломать мои гребаные кости, — стонет Трина, и железяка начинает гнуться под моими пальцами.
Они хихикают. От их сексуального тона меня чертовски тошнит.
— Интересно, насколько большой у него член, — хрипит Делани.
— Я видела, как у него был полувставший, когда он дрался. Как будто он возбудился от боли. Его шорты стали немного тесными, и, Боже мой, это было сексуально. Что бы я сделала с этим мужчиной. — Трина хихикнула.
— Думаешь, он позволил бы нам всем по очереди? — Сучка номер два такая серьезная, и я чувствую — буквально чувствую — как мой мозг сбивается с ритма.
Всю мою кожу покалывает, она становится то горячей, то холодной, то еще какой-то промежуточной. Я чувствую себя раскрасневшейся, как будто у меня жар, и в то же время кожа на руках покрывается мурашками. Я отключаюсь от своего тела и переношусь на несколько часов назад, когда сидел рядом с отцом.
Мы — одно целое.
Ты идешь во тьму, Крошка Кроу. Будь уверена, что дьявол поймает твое падение
— Я не хочу делиться. Я хочу, чтобы он был только мой. Знаешь что? Думаю, я сделаю это. Думаю, я загоню его в угол и узнаю, хочет ли он потрахаться. Сейчас мне даже не важно, где. Этот мужчина — мой. А та сучка из школы? Рэйвен? Я собираюсь ткнуть ей в лицо, что я трахнула единственного мужчину, который когда-либо заинтересуется ее ханжеской задницей. — Трина. Конечно, это исходит от Трины.
Я поворачиваюсь, мои руки сжимаются в кулаки, когда я открываю дверь кабинки. Три девушки у раковин выглядят обдолбанными, они крутятся на месте, глаза расширены, кожа покраснела от смущения.
Мой взгляд падает на Трину, с ее фальшивыми светлыми волосами и джинсами, на которых слишком много прорех. Дизайнерские. Слишком дорогие для «Инферно». Откуда, черт возьми, эти девчонки вообще знают об этом месте?
Я подхожу к ней, мои шаги целенаправленны и уверенны. Моя рука тянется к ней, запутываясь в волосах, и я притягиваю ее к себе. Она вскрикивает, и ее руки хватаются за волосы, когда я пихаю ее головой вперед, прямо в хлипкое зеркало. Оно разбивается на осколки, падая на пол и попадая в грязную раковину. Две ее подруги кричат; от страха они разбегаются в разные стороны.
Но Трина выплевывает на меня ненавистные слова, которые только еще больше подстегивают меня.
— Ты гребаная психопатка! Прекрати! Ты уродливая, тупая сука! — Ее ногти царапают мои руки и запястья. Я чувствую, как сдирается кожа, кровь стекает по рукам и попадает в ее молочно-белые волосы.
Тупая дрянь.
Осколки стекла отражаются в моих глазах, и она смотрит на меня, кровь стекает по ее лбу и покрывает зубы. Она улыбается мне, коварно и стервозно.
— Ты ревнуешь, да? Он не хочет тебя, я уверена. Не выносит твою уродливую задницу.
Моя рука опускается в раковину, все еще влажную и мокрую после последнего мытья рук. Я хватаю скользкий осколок стекла и сжимаю его в руке. Лорна и Делани снова кричат, выбегая из комнаты так быстро, как только могут.
Как только Трина понимает, что я делаю, она кричит, гортанно и в ужасе. Ее крик превращается из ненависти в раскаяние, когда она умоляет сохранить ей жизнь.
— Он мой. Кайлиан. Мой, — рычу я.
Я не сдаюсь, ярость, ненависть и эмоции берут верх над всем остальным. Схватив осколок так сильно, что он режет мне пальцы, я вонзаю его ей прямо в шею. Она задыхается и булькает, ее глаза широко раскрываются, полные боли и страха, а кровь стекает по осколку и вниз по шее.
Я вытаскиваю осколок и снова втыкаю его ей в шею.
Туда, сюда.
Туда, сюда.
Быстрые движения, так быстро, что осколок свистит на ветру, и при каждом погружении кровь хлещет по стеклу.
Я продолжаю, пока она не затихает, кровь покрывает мои руки и кисти, брызги разлетаются по лицу, одежда становится темно-красной. На бледном кафельном полу образуется лужа, и мои глаза расширяются, когда наступает ясность.