— А-а-а! — кричу я. Ощущение такое, будто пламя бьет по моей коже с неистовым жаром. Она бьет снова и снова, пока перед глазами не мелькают звезды.
Мой дядя отступает, пока не выходит из клетки. Я слышу, как он снимает перчатки, и от щелчка резины меня тошнит. Потом он возвращается, рядом с тетей Глорией, с Библией в руках. Он опускается на колени, Библия в его левой руке, а правая рука вытянута к небу. Он закрывает глаза и начинает произносить слова. На смешанном английском и чем—то непонятном.
Тетя делает шаг ко мне, кончик трости вдавливается в кожу, и я чувствую, как от давления образуется синяк.
— Ты тупая шлюха! — кричит она мне в лицо. Она бьет тростью по моим плечам, шее, голове, снова и снова.
— Пожалуйста, остановитесь! — кричу я.
— Я не должна была позволять тебе жить со мной! Это была ошибка с самого первого дня! Твоя шлюха-мать не хотела тебя, ни одна семья не хотела тебя, и мы точно не хотели тебя! Но нам пришлось взять тебя, и я жалею, что мы этого не сделали! Ты шлюха! Ты грех! Ты — дитя дьявола! — кричит она во всю мощь своих легких.
— Прости меня! Прости меня! — причитаю я, мое тело мокрое от пота и слез. Я чувствую себя неправильной, я чувствую себя испорченной. Мне кажется, что смысл жизни сейчас не имеет смысла.
Зачем я вообще здесь?
— Просто убейте меня! — кричу я. — Если ты так сильно меня ненавидишь, просто покончи с этим! — Я всхлипываю, а удары продолжают сыпаться на спину и перед, на ноги и задницу. По шее бьют так сильно, что кажется, будто у меня пропал голос. По интимной части бьют так сильно, что кажется, будто лужи крови заливают мои внутренности.
— Стойте! Остановитесь! — Голос Арии пробивается сквозь мои крики, ее вопль такой истошный, что я чувствую его в своей душе. Тетя Глория прекращает свои удары, а дядя Джерри — свои молитвы. Сквозь прикрытые глаза я вижу дрожащее тело Арии на вершине лестницы.
— Остановитесь! Вы, ребята, монстры! Прекратите причинять ей боль! Она не сделала ничего плохого! — рыдает она, и ее голос эхом разносится по лестнице.
— Иди в свою комнату, Ария! — кричит тетя Глория.
Ария рычит, в ее голосе столько злости, что я чувствую ее прямо у себя в груди.
— Я ненавижу тебя! Я ненавижу вас обоих! Я... я вызову полицию! — Она захлопывает дверь, ее ноги бегут по полу надо мной.
— Схвати ее, Джерри. Немедленно схвати ее! — кричит тетя Глория.
Дядя Джерри захлопывает свою Библию, поднимается на ноги и едва бросает на меня мимолетный взгляд, взбегая по лестнице.
Тетя Глория подходит ко мне, и я чувствую запах лака для волос и мыла на ее коже.
— Ты умрешь здесь. Ты не будешь есть. Ты не будешь пить. Ты никогда больше не ляжешь. Я позволю тебе умереть и сгнить, не оставив ничего, кроме этих цепей, прикрепленных к твоему телу. — Она отступает назад, из ее груди раздается низкий рык. — Я ненавижу тебя, Рэйвен. Я ненавижу все, что связано с тобой. — Она взмахивает тростью назад, затем вперед, нанося мне последний удар по голове.
Больно. Очень больно.
Я откидываю голову в сторону в оцепенении, пока она отходит от меня, закрывая клетку и направляясь наверх.
Я задыхаюсь, все мое тело кричит от боли, удар в висок заставляет мое тело дергаться с каждым ударом.
Я чувствую, как из носа начинает капать кровь, и смотрю вниз мутными глазами, наблюдая, как кровь капает из моего носа на цемент подо мной.
Я уже почти погрузился в болезненный сон, когда до моих ушей доносятся крики Арии. Они болезненные.
Испуганные.
Ужасающие.
Так много боли.
Мои глаза распахиваются, и я дергаю за цепи, пока кожа на пальцах не сдирается.
— Ария! — кричу я. — Не делайте ей больно! Не делайте ей больно! — Мои голосовые связки разрываются от того, насколько громким стал мой голос.
Я дергаюсь и борюсь с цепями, пока из моего тела не выкачивается вся энергия.
От меня ничего не осталось.
Последнее, что я слышу, прежде чем боль забирает меня в свои оковы, — это крик Арии, выкрикивающей мое имя.
ГЛАВА 26
Кайлиан
Я наблюдаю за тем, как двое мужчин бессмысленно избивают друг друга на ринге. Сегодня в зале много народу, как и всегда, когда дерется Рэйвен. Им нравится смотреть на ее бои. Им нравится ее сила, ее сексуальность. Им нравится, что она не скрывает этого и ведет себя как гребаная дикарка.
Нет никого лучше Рэйвен, и именно это притягивает меня к ней.
Вот только ее здесь нет.
Рэйвен должна была быть здесь еще час назад, сражаться на ринге. Одолеть мужчину вдвое больше ее. Она должна была выйти окровавленной, и тогда я бы взял ее в раздевалке, потому что в ней есть что-то чертовски дикое, когда она вся в крови.
Но она пропала, и что-то не так. Я чувствую это нутром, как и Роско. Странно, но он хотел ее увидеть, и она к нему неравнодушна. В ее чертах появилась мягкость. Но теперь Роско сидит рядом со мной с тем же выражением лица, что и у меня.
Она меня бросила?
Попала в аварию?
Я знаю, что все это неправда. Я сдерживаю себя, чтобы не потерять рассудок, потому что чувствую, что что-то не так.
Я почувствовал это, когда оставил ее у машины вчера вечером. Что-то невероятно не так. Чувство ужаса. Чувство, что в груди что-то не так. Я почувствовал это, когда она попыталась отстраниться от меня вчера вечером, и именно поэтому я притянул ее обратно, чтобы поцеловать поглубже. Я хотел дать ей силы, необходимые для победы в битве с тетей и дядей.
Она достаточно сильна, чтобы втоптать этих старых ублюдков в грязь, но пока ее здесь нет, я знаю, что это не так. Она их не победила.
Они ее поймали.
Роско смотрит на меня, словно знает, что мы собираемся заняться каким—то дерьмом, от которого у него будет полный живот.
Я протягиваю руку и провожу пальцами за его ухом. Он наклоняет голову к моей руке, и я почесываю ему затылок.
— Мы должны найти ее, Рос, — бормочу я, мой голос едва слышен над ударами плоти надо мной. Но он слышит меня, потому что он всегда меня слышит.
Роско рычит, и я понимаю, что он говорит мне, что нам нужно идти.
— Пошли.
Через тридцать минут я мчусь по ее дороге с такой скоростью, что грязь взлетает за мной мутным шлейфом. Роско сидит рядом со мной, его тело напряжено, а шерсть поднята на спине. Деревья становятся все гуще, когда я выезжаю из города в дикую местность. Ее тетя и дядя живут на небольшом участке земли, уединенном от всего остального, кроме жутко выглядящей церкви в миле отсюда.
Совпадение ли это, что они живут вдали от всех? Может быть, но я думаю, что это чертовски хорошая возможность помучить Рэйв.
Я рычу, звуча так же свирепо, как и Роско, когда сворачиваю налево и въезжаю на их подъездную дорожку. Фонари на улице не горят, оставляя подъездную дорожку и двор в кромешной тьме.
Я паркуюсь за ее машиной и достаю телефон, отправляя ей очередное сообщение, которое остается без ответа.
Я: Где ты, черт возьми, находишься?
Я сижу и смотрю на дом, постукивая телефоном по колену в ожидании ответа.
Но ответа нет.
Ворваться туда может быть колоссальной ошибкой. Я могу испортить весь прогресс, который она пытается достичь с тетей и дядей. Может быть, все хорошо, и она использует этот день, чтобы сгладить ситуацию, а я могу просто буквально разнести все в клочья.
Или... или она может быть мертва на полу, испачкав ковер своей кровью.
— Черт побери! — Я распахиваю дверь, и Роско следует за мной по пятам. Я тихо закрываю дверь, и мы поднимаемся по лестнице к входной двери. Я поворачиваю ручку, но обнаруживаю, что она заперта.
Я рычу, и мой кулак ударяет в маленькое стекло, разбивая его вдребезги. Моя рука проникает в отверстие, и я отпираю дверь изнутри.
Как только дверь открывается, до моих ушей доносятся крики.
Роско издает низкое рычание.
Моя кожа становится горячей, когда я наступаю на стекло и пробираюсь внутрь. Я уже собираюсь бежать наверх, как вдруг понимаю, что это не крики Рэйвен. Нет, это, должно быть, Ария.
Я прохожу через гостиную и кухню, открываю дверь в ванную на нижнем этаже.
— Где она, блять? — рычу я.
Роско царапает по закрытой двери, я открываю ее и вижу лестницу, ведущую в подвал.