— Нет, но мне нужно кое-что показать.
На обеденном столе лежит конверт из плотной бумаги, и Энни пододвигает его ко мне, когда мы садимся.
— Это завещание Александра.
— О, черт. Я не хочу этого видеть.
— Я показываю тебе его не потому, что думаю, что он умрет.
Я смотрю на конверт, боясь его открыть.
— Он кажется таким мрачным.
Энни игнорирует меня, открывает его и указывает на один из нижних абзацев.
— Мы это обсуждали около месяца назад.
Мой взгляд скользит по странице до тех пор, пока не мутнеет.
— Почему он так сделал? — я качаю головой. — Я не могу... Я не могу...
— Он хочет, чтобы ты стала законным опекуном Джулианы, если с ним что-то случится. Раньше это была я, но... — она смеется. — Я старею, и думаю, что это лучшее решение для нее.
Я?
Я.
Законный опекун Джулианы.
— Почему он сначала не поговорил об этом со мной?
Она хихикает.
— Наверное, потому что знал, что ты скажешь нет, как это делаешь сейчас.
— Я... Я не мама. Я не умею этого, — я заикаюсь. — Посмотри на меня. Я не знаю, что делать.
— Милая, ты была самым замечательным дополнением к этой семье. Эта маленькая девочка смотрит на тебя, как будто ты повесила луну. Ты делала все возможное, чтобы обеспечить ее здоровье, счастье и безопасность. И ты даришь ей любовь. В конце концов, это все, что имеет значение.
— Как это должно подбодрить? — слова застревают в горле, словно горький комок.
Это, мягко говоря, слишком.
Энни смахивает слезу, ее взгляд полон сочувствия.
— Потому что это показывает, как высоко этот человек тебя ценит. Он так глубоко в тебя влюбился, и для меня было честью наблюдать, как ваши отношения разворачиваются. Так что держись за эту память. Держись за надежду, что он вернется.
Звук мяуканья Дэша отвлекает меня от коридора, где появляются Джулиана и он сам.
Я растягиваю губы в улыбке, хотя внутри все дрожит от боли.
— Привет, малыш.
Но она не отвечает улыбкой. Хлюпающий нос выдает ее.
Черт.
— Я скучаю по папочке.
Я широко развожу руки, и она падает мне в объятия. Ее маленькое тельце сотрясается от слез, и я сажаю ее себе на колени, чтобы она обняла меня крепче, как коала.
— Почему он так долго просыпается? — плачет она. — Разве он уже не вылечился?
— Я понимаю.
Я не могу отрицать ее разочарование. Это действительно долго и чертовски плохо. Ей позволено чувствовать это. Позволено устроить истерику, если хочет. Я удивлена, что она так долго сдерживалась.
Именно в этот момент, когда держу Джулиану, а она плачет у меня на руках, меня озаряет.
Не имеет значения, что я о себе думаю. Не имеет значения, считаю ли я себя хорошей матерью или пригодной для этой роли. Я здесь, независимо от этого. Я в игре. И эта малышка нуждается во мне. Так что буду кем угодно, сделаю все что угодно, чтобы обеспечить ее всем.
Даже если это значит быть ее матерью.
— У вас посетитель в комнате ожидания, — говорит медсестра, стоя в дверях.
Я бросаю взгляд на телефон, задаваясь вопросом, не МакКинли ли это, или Кэссиди, хотя ни один из них не писал.
Энни встает со стула и берет Джулиану с собой.
— Мы сходим поужинаем.
— Пока, папочка, — Джулиана машет безжизненному телу Александра. — Мы скоро вернемся, хорошо? Может быть, ты проснешься и поужинаешь с нами.
Еще один нож вонзается мне в сердце.
Медсестра выходит вместе с Энни, а я прошу Эдди последовать за ними, вместо того, чтобы оставаться со мной.
Несколько минут спустя в коридоре раздаются шаги. Я бросаю взгляд через плечо, но меня встречают не рыжие кудри МакКинли, и не полные надежды карие глаза Кэссиди. У двери стоит высокий, худой человек в дорогом костюме. Флуоресцентный свет отражается от его лысой головы, покрытой морщинами.
— Нет, — говорю я, выпрямляясь и показывая на него указательным пальцем. — Валите отсюда.
Он приподнимает густую серую бровь.
— Извини?
— Я знаю, кто вы, и вам здесь не рады, Лоренцо.
На его тонких губах появляется усмешка.
— Это разве не слишком грубо?
Я широко развожу руки, словно приглашая его в бой.
— Мы окружены кучей острых предметов, так что, если не хотите, чтобы вам воткнули один из них в глазницу, советую развернуться и уйти. Рак будет наименьшей из проблем, когда я с вами разделаюсь.
Он удивленно хихикает, подходя ближе.
— Ну и очаровательная молодая леди, не так ли?
Я стискиваю зубы.
— Клянусь, я вызову охрану, и вас выкинут отсюда.
Он останавливается и поднимает руки над головой.
— Я просто хотел узнать, как мой внук.
Мои брови ползут к волосам.
— Внук? Вы имеете в виду того, кого игнорировали последние двадцать девять лет жизни? Того, кого пытаетесь обмануть, лишив родительской виллы? Того внука?
Он ухмыляется.
— А ты, должно быть, жена, которую он нашел, чтобы обмануть меня, лишив наследства. Скажи, сколько он тебе платит? Я могу предложить больше.
Я издаю звук тошноты и морщусь.
— Фу, хотите, чтобы я вышла за вас замуж? Извините, но я не в восторге от богатых папочек.
Он хихикает.
— Ты понимаешь, что я имею в виду, Ария.
Звук моего имени, вырвавшийся из его уст, пронзает ледяной дрожью, пробегающей по спине.
— Я скажу это только один раз: убирайтесь. Немедленно.
Я достаю телефон из заднего кармана и, быстро набирая сообщение, прошу Эдди помочь в палате, но прошу не подпускать Энни и Джулиану.
— Я пришел не устраивать беспорядки. Я сочувствую тебе, по-настоящему. И могу предложить выход. Ты не подписывалась на все это, — он размахивает рукой, указывая на Александра, лежащего безжизненным на кровати. — Ты думала, что будет легко, не так ли? Он покупает тебе художественную галерею в обмен на брачный договор. Вы встречаетесь несколько раз, проводите время, притворяясь парой. Но это слишком большая ответственность. Ты готова оставаться рядом, пока это продлится?
Его слова — оскорбительная намек.
— Я останусь рядом с ним, пока нужно, потому что его жена и люблю его, — я понижаю голос и сжимаю кулаки, приближаясь к этому старому мерзавцу. — Возможно, такое бесчувственное отродье, как вы, притворялось бы, что женится на ком-то, чтобы перехитрить умирающего деда, но Александр никогда бы так не поступил. Он лучше вас.
Он игнорирует мой укол.
— Как долго ты планируешь оставаться замужем? Шесть месяцев? Год? Должно быть, как минимум так, чтобы это выглядело правдоподобно. Или, может быть, просто ждешь, когда я умру.
— Как вы могли так поступить со своей дочерью? — спрашиваю я. — Вы когда-нибудь думаете о ней? Жалеете о том, как с ней обращались, пока она была жива? Хотели бы получить второй шанс, чтобы исправить все?
— Это заставило бы тебя почувствовать себя лучше, зная, что отец сожалеет о том, что не был в жизни своей дочери? Думаешь, что твой думает о тебе?
Этот ублюдок.
На мгновение я представляю себе, как прыгаю на него, как обезьяна-паукообразная, и выдираю глаза. Но этого он и хочет. Именно для этого он здесь, чтобы вывести меня из себя.
Вместо этого я улыбаюсь.
— Нет, я вообще не думаю о своем отце. Так же, как Александр не будет думать о вас, когда вы умрете. Удивительно, как мусор всегда сам себя выбрасывает.
Он вздыхает.
— Это мое последнее предложение, Ария. Назови свою цену, и можешь выбраться из этой передряги.
Этой передряги. Жизнь Александра висит на волоске, а он называет это передрягой.
— Возьмите свои деньги и засуньте их себе в задницу, Лоренцо.
Эдди входит в комнату и обхватывает руку Лоренцо.