Мои руки взлетают к ее бедрам, крепко сжимая.
— Уверена? Я знаю, мы сделали все немного задним числом.
— Похоже, что я не уверена в том, чего хочу?
— Нет.
Она опускает руку между нами и гладит меня поверх спортивных штанов.
— Может, тогда просто не хватает убедительности...?
Мои губы кривятся в усмешке.
— Теперь, когда ты об этом заговорила, я чувствую себя не слишком-то убежденным.
Она гудит в ответ, приникая губами к моему пирсингу на соске, и посасывает нежную кожу вокруг.
— Тогда позволь все разложить по полочкам, — языком она играет со штангой. — Ты — мой муж, — ее рука скользит под пояс штанов, и она вытаскивает член, делая несколько уверенных движений. — Мы дали клятвы. В болезни и здравии, — она скользит своей влажной киской по моему члену, обволакивая возбуждением. — В горе и радости, — головка члена упирается в ее вход, дразня. — Пока смерть не разлучит нас, — она замирает, и глаза поднимаются к моим. — И я ни на что бы не поменяла этого.
— Я тоже, детка.
И затем она опускается на меня, погружая член в себя, и мы оба вскрикиваем от облегчения. Ария отстраняется и садится, восседая на мне как богиня, каковой и является. Я не могу оторвать от нее глаз. Колыхание ее грудей, завораживающие глаза, изгиб бедер, то, как ее киска поглощает меня целиком... я охвачен этой женщиной. Я в ее власти. Она завладела мной, сейчас и навеки.
Она проводит пальцами по моим плечам и груди, и тут ее взгляд падает на мою татуировку — на новое дополнение.
У нее отвисает челюсть.
— Что... когда ты успел ее сделать?
— Этим утром, — я ухмыляюсь. — Небольшой подарок мне самому на день рождения.
Я знал, что хочу сделать татуировку с тех пор, как увидел в больнице семейную фотографию Джулианы. Добавить фигурку Арии в виде палочки и слово «МАМОЧКА» в почерке Джулианы было для меня очевидным решением. Я хотел, чтобы наша маленькая семья навсегда осталась на теле.
Ария обводит кончиками пальцев кровоточащую кожу, глаза широко распахиваются от восхищения.
— Ты нанес себе на ребра татуировку, и при этом спрашивал, хочу ли я развода?
Я хихикаю.
— Мне нужно было спросить, чтобы убедиться, что это и есть то, чего ты хочешь.
— Всегда интересуешься согласием с того самого первого дня, как мы познакомились, — она одаривает меня улыбкой. — А мне надо было всего лишь, чтобы ты вытрахал меня.
Я обнимаю ее и переворачиваю нас, пока Ария не оказывается на спине подо мной.
— Тогда держись крепче, потому что я собираюсь оттрахать свою жену.
— Наш капитан вернулся!
МакКинли хлопает меня по наплечникам, когда мы плетемся к выходу из раздевалки.
— Чувак, так здорово, что ты снова с нами.
Я ухмыляюсь.
— И мне хорошо быть снова с вами. Я сходил с ума, сидя на скамейке.
Диктор начинает вызывать нас на лед, пока мы ждем своей очереди. В крови бушует адреналин, знакомые нервы зудят прямо под кожей, будоража вены.
Я люблю игру. Это тонкое искусство, несмотря на всю физическую жесткость усилий, на которые мы обрекаем свои тела, и для того, чтобы лавировать на острых лезвиях стали, требуется небывалый уровень мастерства. Это постоянное, стремительное действие с той скоростью, с которой мы пролетаем по льду, сочетающееся с ловкостью, которая необходима для того, чтобы загнать небольшую шайбу в сетку ворот. Не умаляя других видов спорта, но я просто не вижу, чем еще можно сравниться с хоккеем.
Здесь нужен контроль. Нужна точность.
По иронии судьбы, это во многом похоже на езду на мотоцикле.
К тому же, я люблю свою команду. Мы не можем играть друг без друга, без помощи и полной самоотдачи. Эти люди — мои друзья. Мои братья. И я горжусь тем, что веду их за собой.
Я бросаю взгляд на цитату, начертанную на стене — «Великие моменты рождаются из великих возможностей», принадлежит покойному Хербу Бруксу — и трижды стучу по ней клюшкой, как делаю перед каждой домашней игрой. Потом подхожу к выходу, а голос диктора грохочет из динамиков.
— А теперь, снова на льду, поприветствуем капитана — который отмечает свой тридцатый день рождения вместе со всеми нами — Александра Крума!
Рев толпы сотрясает стадион, когда я скольжу по льду. Загораются огни, и люди вскакивают со своих мест, держа в руках сделанные плакаты, приветствующие меня после страшной травмы. Их поддержка так много для меня значит, и все же в этой толпе есть только трое людей, которые действительно здесь только ради меня и только для меня.
Я встречаюсь взглядом со своей кудрявой малышкой, стоящей на сиденье и держащей в руках пенный палец, который больше ее самой. Она — мое все, смысл жизни. Она сделала меня отцом и научила значению безусловной любви.
Энни поддерживает ее на соседнем сиденье, как гордая мать. Я пережил самые тяжелые времена в своей жизни благодаря этой женщине, и вечно благодарен за это.
И затем взгляд переходит к фурии рядом с ними, которая надела мою майку и выглядит невероятно сексуально. От фиктивной жены до приемной мамы и до любви всей моей жизни — Ария вплелась в ткань моей души. Я никогда не пойму, как мы оказались здесь, и все же в то же время кажется, что это было неизбежно.
Я — счастливчик.
Оглядываясь назад, на потерю родителей, предательство Рейчел и хитрого дедушку — все это кажется другой жизнью. Сейчас все иначе. Все, что я пережил, привело к этому моменту, и нет другого места, где бы я предпочел быть, чем здесь, где сейчас нахожусь.
Мы отлично сыграли и добились еще одной победы. Энни отвозит Джулиану домой, в то время как Ария и я направляемся с остальными друзьями в бар, чтобы отпраздновать это.
— За триумфальное возвращение Крум Кейка! — Джейсон поднимает стакан с крепким напитком в воздух, и я чокаюсь с ним бутылкой воды.
— С днем рождения, Большой Парень, — Ария сжимает меня, обхватив талию руками.
Я прижимаюсь губами к ее щеке, а затем шепчу:
— И каково это было смотреть, как я играю?
— Сначала я нервничала, но со второй половины отпустило.
Я заправляю ей волосы за ухо.
— Спасибо, что была там, несмотря на то, что тебе трудно.
— Я бы не пропустила этого. Я горжусь тобой за то, что вернулся в строй.
МакКинли втискивается между нами и кладет локти на наши плечи.
— Посмотрите-ка. По уши влюблены, — он косится на Арию. — Поправь меня, если я не прав, но в прошлый раз, когда мы были здесь, вы вели очень серьезный разговор о том, что любовь — это чушь.
Она закатывает глаза, усмешка искривляет губы.
Мои брови взлетают вверх, когда я отталкиваю МакКинли и становлюсь перед ней.
— Думаешь, любовь — это чушь?
— Я не говорила, что любовь — это чушь. Я просто не верю во всю эту романтическую ерунду. Ни один мужчина не будет делать то, о чем можно прочитать в книгах.
Я скрещиваю руки на груди, воссоздавая разговор, который у нас когда-то состоялся в этой самой VIP-комнате несколько месяцев назад.
— Мужчины могут быть романтиками.
Она поднимает подбородок, как девчонка.
— Я никогда не встречала мужчину, который бы сделал что-нибудь из этих романтических вещей.
— Тогда ты не проводила время с мужчинами нужного типа.
Ее улыбка сползает с лица, когда маска спадает, и она поднимает руки, чтобы обхватить ими мою шею, поднимаясь на цыпочки.
— Я хочу проводить время только с одним конкретным мужчиной.
Мои руки скользят к ее пояснице, прижимая Арию вплотную к себе.
— Счастливчик.
— Что есть, то есть, — она прикусывает мою нижнюю губу. — Но и я тоже счастливица.