Нынешняя «научная работа» - это маркетинговый продукт, переделанная советская работа 90-х годов (выбирают свежак, с живыми возможными соавторами), перебитая в американском PowerPoint из пыльных дипломов, напечатанных на советской машинке «Ятрань». Если речь идет о компиляции добротной диссертации, то дипломы должны быть отобраны не раньше 1988 (раньше - старье, ничего актуального) и не позже 2003 года (когда наука и фундаментальное образование превратилось в плагиат).
Руль в 2012 году познакомился на улице с девушкой. Доктор физико-математических наук из Чувашии, двадцать восемь лет. Заведующая кафедрой трех частных вузов, между которыми и носилась, выбрав для Руля с трудом одну ночь для душевной беседы. Инвестиция в диссертацию (тысяч пятнадцать долларов в провинции) отбилась. Беседуя с ней, Руль вспоминал и своего дядю, преподававшего в Калифорнии в начале нулевых.
Дядя Руля тоже, как и эта девушка, представитель молодой российской науки, - был доктором физико-математических наук, которому с трудом дали степень. По сумме пятидесяти публикаций на английском языке, сделанных в 90-х, чтобы отдыхать от труда по сборке гаражей «ракушек», в чем племянник ему помогал все 90-е, обсыпая «ракушки» гравием.
До признания заслуг дядюшки в виде педагогической деятельности в Калифорнии доктора наук ему не давали: к 2000 году все титулы окончательно стали присваивать только за деньги. Денег на подкупы не было.
А уехал он в Силиконовую долину - учить компьютерному делу американцев, как проектировать суперкомпьютеры - и вовсе случайно. Ученый, он бегал кандидатишкой в пятьдесят пять лет, им интересовались, но индустрия научных посредников выросла в России только в конце 90-х. Они его и отправили учить за границу топологии многопроцессорных компьютеров студентов.
В Калифорнию, а затем на Тайвань, в технопарк Тайбэй. Американские и тайваньские студенты выросли, и стали производить многоядерные процессоры. Дядюшке посредники от науки выплачивали пятнадцать процентов гонорара. Почти как в советские времена: чемпиону олимпиады - четыреста долларов. Впрочем, тогда чемпионам или оперным дивам, которые сейчас жалуются по телевизору на бедность, давали неплохое жилье бесплатно, - в центре Москвы, рыночной теперешней стоимостью в миллионы долларов.
Хороша ложка к обеду. Признание пришло поздно, и он умер от сердечного приступа в пятьдесят девять лет. Прямо как умирает простой, честный русский мужик - ровно за год до пенсии.
Если подумать, то серьезная учеба так и должна выглядеть. Учеба - это страдание.
За страданием, впрочем, должна следовать награда, хотя бы работа по любимой профессии, а это - фундаментальная наука, которая есть настоящее отрешение от мирского, и аскетизм, в отличие, скажем, от церкви.
Плюс - возможность физически жить на скромный доход, перекрывающий еду, проезд и выплаты всех поборов государству, а также оброк «среднему» классу (в виде наценок на импортную еду и жилье) и «креативщикам», снимающим деньги за поведенческие модели, придумывающим маркетинговые разводки для «среднего» класса. Чтобы тот лучше и еще дороже продавал тут продукцию настоящего среднего класса Китая.
Не хочется же выглядеть дропаутом, «drop out» - «выпавшим» в толпе и в жизни, - и не иметь возможности зайти в кафе и выпить самого дешевого кофе за три доллара.
В Sales.
Или куда угодно.
Десять процентов выпускников - это заграница... На время либо навсегда. С вечным русским эмигрантским подходом к вопросу. Вздохами на тему: «А брошу все, да уеду обратно». Либо челночное преподавание по разным климатическим зонам, что сокращает жизнь мужику лет на пятнадцать.
Смысл практикума?
Руль понял в конечном, финальном смысле, зачем существуют такие занятия по химии, не 1 марта 1993 года, когда в его голове наряду с отчаянием и раздражением крутились эти мысли, а только двадцать лет спустя, в гостях у одного доктора химических наук лет восьмидесяти. Он пришел в гости к человеку советской старой школы, разумеется, по сей день представителю костяка современной российской науки.
Закурили.
- Ах да, кофейку? - и доктор, светлый сгорбленный старик с выцветшими от возраста глазами, превратившимися в голубые льдинки, мгновенно смолол на ручной мельнице кофе. Быстро засыпал в турку, поставил на газовую горелку. Руки старика орудовали точно, безошибочно: ни зерна кофе на полу, ни капли кофе на столе. Через три минуты уже он разлил кофе, (и тут Руль понял смысл практикума!), разумеется, в безупречно чистые чашечки, и они опять закурили. Оба курили много, по две-три пачки в день.