Вася нарезал ножом колбасу, принесенную из дома.
- А ты слышал, каким соловьем заливался Женя с филологического факультета? - спросил Руль, стряхнув пепел в тарелку из-под съеденного супа.
- А, да! Сам хотел поговорить. Это высокий такой.
- Да, романо-германское отделение. Помнишь, сядет на своего конька. Что на все отделение, мужиков он, еще двое, а те - геи. Он один на шестьдесят девушек. И как ему это надоело, как его это достало... «Женечка, сделай нам с Катей голубО, а то с Ларисой, Машей и Зоей можно, а чем мы хуже, мы страдаем, мужчине пустяк, а нам, девушкам, такое облегчение»?
- Да, именно голубО. Слово редкое, только от гуманитария и наберешься...
- Голубо... И что? Ты к чему, Руль?
Руль сосредоточился. «Парламент» помогал собрать мысли и изложить их тирадой.
- Есть Рай и Ад, ты понимаешь, Вася! И об этом не только в книжках написано, что вот есть ад и есть рай. Просто попав сегодня в ад, на химфак, ты поймешь ад и его устройство только с дистанции времени. Ты не поймешь ада, будучи внутри. У тебя не будет времени размышлять о его устройстве, ты будешь крутиться на сковородке в кипящем масле. А время в несчастье тянется.
Еще раз, по-другому. Ад - ты поймешь его и свое место в нем с дистанции, только уже временной. Как ты поймешь с дистанции в один километр, со смотровой, замысел проекта Главного здания, что нереально, находясь тут, в столовке.
А счастье, сам понимаешь, не заметно в его движении. Оно не воспринимается как счастье в обычном состоянии.
- Да, счастье - это мысль «как быстро время бежит», а несчастье - это «когда же это, б..дь, кончится». И Женя, - формулировал дальше Вася, - он не понимает, что он в раю. Он кстати, работает там, в банке, параллельно с дневной учебой. И после банка идет на очередную свиданку и думает, «как же быстро время бежит, вчера было 19 лет, сегодня уже 20...»
- А мы думаем - скорее бы 21, и мы свободны. Но мы! Вспомни, кто мы.
- Да, мы способны к восхождению разума, - сказал Вася, вытирая нож с надписью Fortuna о занавеску.
- Верно.
- А способны ли мы бежать из ада, Руль? - угадал и ухмыльнулся Вася.
- Нет, не способны, не выйдет. Я родителям объясняю: я такой вот урод в наказание за их грехи.
- Ад химфака - это наказание лично тебе за грех высокоумия. Ты в него впал, года три назад. Посмотри на Женю. Филолог. При этом тупой, как задница. Склонности к системному мышлению нет, как у тебя - еврея. К восхождению разума, как у меня - славянина, тоже.
- Твое «русское» отчество не запомнишь, - улыбнулся Руль, а мое - нет, не еврей я.
- Да это мироощущение такое, у меня, мироощущение русского человека. Не сбивай. Побега не выйдет. Ты наказан. За высокоумие.
- Выйдет! Дай время. «Терпелив, ибо вечен». А в юности мы вечны. Это мироощущение такое у нас, мне так на профилактической беседе в милиции в девятом классе говорили - улыбнулся высокоумнейший Руль.
- Твоя вечность плавно подведет тебя к диплому с надписью «химик». Просто «химик». И закончится. Как и твоя юность. В аду, да, но что делать.
- Зато в юность в аду не летит, а тянется.
- Карнеги, «делай из лимона лимонад» и все в таком духе?
Карнеги был популярен тогда, в 1994 году.
Тем не менее, на третьем курсе пришлось начать ходить в одну из «качалок» на улице Шверника, в Дом аспиранта и стажера. ДАС МГУ встретил сразу неприветливо.
На вахте рвался бык, по которому четко, без колебаний палили из газовых пистолетов старички-вахтеры.
Советские старички-кремни - ветераны горячих точек - твердо и четко, как исполняя присягу, палили в отдышавшегося от газа и готового к очередному рывку, наколотого героином быка, который, оттирая глаза снегом, шел на новый штурм.
Ребята наблюдали все изнутри.
Очередной прорыв.
Останавливающее действие десяти выстрелов из газовых пистолетов из-за вахты не отбросило одурманенного бандита. Он схватил одного из дедов за вахтой за форму и кинул его назад об стену.
Другой дед-военный перезаряжал пистолет, но тут он уже схватил его за ствол и несколькими ударами рукояти свалил быка на пол. Кровавая снежная грязь. Снега в предбаннике натоптали много. Дальше старики в упор стреляли по лицу быка газом.
Вася и Руль вынесли его на снег. Он рвался еще, хрипел «пацаны...», глаза затекли, на лбу - огромная рваная рана. Деревянный бастион с ветеранами нанес противнику некоторый ущерб.
- Готов, - сказал Вася, - «очки», синяки под обоими глазами. Перелом основания черепа.
Белый пуховик Руля был весь в крови.
Каратист Вася ошибся, хотя он сталкивался с примерами невероятной живучести, и сам поднимался и выигрывал пару раз безнадежные схватки.